«Холодно! Холодно, холодно, холодно, хоооо... ооооо...»
— Что ты видишь? — спросил Блейз.
— Людей, — сказал Мирддин. — Призраков.
— Шон среди них?
Мирддин сделал усилие и вгляделся. Латы. Мантии. Короны.
— Нет.
— Тогда идем дальше.
Они пошли. Лес был очень красивый. Если не видеть призраков. И не слышать.
Они прошли совсем немного — и увидели ее. Она сидела на ветке, болтая босой ногой, рыжие ее волосы развевались по ветру, бордовый бархатный подол свисал почти до земли. Глаза на треугольном личике были стеклянные.
Он уже видел такое один раз.
Мирддин сжал локоть за спиной. Фир болг была очень похожа на дану, но ее уже почти не было внутри себя. Она пыталась сделать из себя локус. И, конечно, у нее не получалось. Ей нужны были люди. Как материал. Но люди хрупки, их хватало ненадолго. Приходилось искать заново. И заново. И заново.
Блейз улыбнулся ей — как всегда улыбался всем.
Она соскочила с дерева и подбежала к Блейзу, доверчиво и радостно заглядывая ему в лицо.
— Теплый!
Блейз кивнул.
Она засмеялась и потянула Блейза за руку.
— Она не остановится, — тихо сказал Мирддин.
Чтобы остановиться, нужно захотеть остановиться.
— Я знаю, — так же тихо, не переставая улыбаться, ответил Блейз.
Она смеялась и напевала — тонким голосом, без слов. Это не было заклинание. Просто песенка.
Лес вокруг нее становился все раскидистей, все ярче, переливаясь всеми цветами, как не бывает даже самой золотой осенью.
Она вела их, приплясывая, все дальше и дальше. Блейз говорил что-то успокаивающе время от времени. Мирддин молча шел за ними, прикусив губу, отмахивался от призрачной паутины, стараясь не слушать завывания призраков, и внутри у него клокотала белая ярость. Происходящее имело название, и это название было — преступная халатность. Всего это можно было избежать. Можно было. Почему никто ничего ей не объяснил?! Почему никто ничего не сделал? Почему никто не предупредил — не строй иллюзии, не пытайся, это плохо кончится, это воронка, так нельзя, нельзя делать никогда. Почему?!
Блейз, будто услышав его мысль, отозвался:
— Когда фир болг воюют, они не убивают последних детей в роду. Считается — дурная примета. Но и не воспитывают тоже.
Мирддин закусил губу, чтоб не зашипеть. Это все было сделано специально. Специально. А точнее, даже не специально, а просто им было все равно.
Вокруг сверкало и сияло — лиловый. Багряный. Золотой. С ветки на ветку перепархивали какие-то пестрые птицы. И бабочки, размером с две ладони.
— Авалон такой же? — внезапно спросил Блейз.
— Авалон — дарованная земля, — сказал Мирддин. — Он стоит только на том, что отдано в дар. По доброй воле, с добрым намерением. Поэтому фир болг там не могут. Они не понимают даров. Не хотят понимать.
Они подошли к склону холма. На холме лежал Шон, иссиня-бледный, и Мирддин видел, как от него отходят нити — к деревьям, к травам, к ручью... как жизнь уходит из него, насыщая собой локус. Ненадолго. Совсем ненадолго.
Она указала на Шона пальцем:
— Погас.
Блейз наклонился Шону, послушал пульс. Покачал головой.
— Ты можешь что-то сделать?
Мирддин вздохнул:
— Для него? Ничего. У них как одна кровеносная система сейчас. Если я обрублю нить, он умрет.
Блейз помолчал.
— А для нее?
— Я мог бы отвезти ее в Каэр-Динен. Попытаться отвезти. Но это как... обрубить руки и ноги и привезти тело. Как... пытаться принести воду в горсти. Я довезу слишком мало... или вообще ничего не довезу.
Мирддин зажмурился:
— Я мог бы рассечь. Они умрут... все... но это лучше, чем... так, — он сглотнул. — Она не остановится, Блейз. Она не сможет. Ее не научили, понимаешь? Просто бросили. А потом пришла Жажда, и вот... так нельзя, Блейз. Мы не можем уйти и всех оставить.
— Конечно, — Блейз кивнул.
Она подошла и протянула Блейзу ладонь. На ней красовались ягоды ежевики — большие, черные, блестящие. Блейз улыбнулся своей рассеянной улыбкой, и взял с ладони ягоду.
Мирддин дернулся, но было уже поздно.
Она засмеялась, нежно, радостно и мелодично. Потом вдруг наморщила нос и тяжело вздохнула.
— Почему ты вздыхаешь? — спросил Блейз. Невидимые нити тянулись от него, как побеги, врастая в землю.
Она всхлипнула:
— Гаснут. Все гаснут.
— Тебе жалко? — спросил Блейз.
— Жал... жалко, — недоуменно повторила она.
— Были. Теперь нет. Грустно. Хочется, чтобы были, — терпеливо объяснял Блейз. — Жалко.