— Я ищу одну wende…
В конце концов, внимательно выслушав, Финвэ кивнул:
— Я видел прежде ее. Вчера и чуть раньше, несколько лет назад. Тогда она приходила на один из праздников и была куда более юна; а вчера попросила меня проводить ее в мастерские. Мы случайно встретились в одном из коридоров и оказалось, что она заплутала. Я ее отвел к мастеру Ромениону. Пойдем, у меня тоже есть как раз к нему дело.
И они вдвоем, продолжая разговор уже на ходу, отправились в то крыло, где большую часть времени обитали дворцовые мастера.
***
Впрочем, в самих мастерских Финвэ надолго не задержался. Вручив кузнецу фибулу, случайно сломанную во время недавней прогулки, он оставил его наедине с Атаринкэ, дабы не мешать разговору.
В отличие от парадных залов дворца, тут атмосфера царила совсем иная. Не было заметно ни резных балок, ни изящной лепнины. С разных концов раздавались оживленные голоса, пахло раскаленным металлом, окалиной и добавками. Летели на пол стружки и искры, и Атаринкэ против собственной воли приглядывался, что именно делают верные. Наверное, сказывалась давняя привычка учиться всему, хоть сколько-нибудь интересному.
Поймав себя на подобных мыслях, Искусник усмехнулся чуть заметно краешком губ и неожиданно вздрогнул, заметив на одном из столов маленькую гипсовую форму с узором, изображающим дерево.
В полумраке зала было почти незаметно, как кровь отхлынула от его лица. Приблизившись, он бережно взял ее двумя руками и некоторое время разглядывал, представляя, как пальчики девы касаются ее, усложняют узор, устраняют огрехи. Подойдя к свету, он пригляделся к работе внимательнее — та в самом деле была совершенна и выполнена с немалым мастерством. Его бегунья явно была уже не новичок в своей профессии, несмотря на возраст. Настоящее сокровище. Не похожа ни на одну из тех дев, что ему до сих пор встречались. И теперь Атаринкэ сильнее, чем прежде, мечтал найти ее.
Тем временем Нолдоран, закончив свои дела, ушел, а его внук, старательно пряча волнение, обернулся к Ромениону и продемонстрировал ему вещицу, которую держалв руках:
— Я ищу ту, что оставила ее здесь вчера. Ты мне можешь помочь?
Две или три невыносимо долгие секунды мастер-нолдо молчал, а потом кивнул, добавив впрочем:
— Не слишком многим. Она назвала мне лишь свое имя, Тэльмиэль, а также то, что уже много лет изучает столярное и стоительное ремесло у своего отца и попросила помочь с подвеской. Если эта скудная информация окажется полезной тебе, то я счастлив, если же нет, то могу лишь сожалеть, что не смог посодействовать большим.
Искусник, выдохнув, прикрыл глаза и мысленно повторил имя девы, словно пробуя его на вкус. Оно казалось искрящимся, радостным и каким-то звенящим, словно крохотные серебристые колокольчики зазвенели в полях поутру. Тэль-ми-эль. Сердце его готово было выскочить из груди — с такой информацией он, конечно, найдет ее, пусть даже не сразу. Придется потрудиться, обойти мастерские, но в конце концов ему наверняка повезет — кто-нибудь, да узнает либо ее саму, либо брата.
— Спасибо тебе, — от души поблагодарил Атаринкэ и вышел в сад.
Перед глазами его вновь, уже который раз за день, встала ее улыбка, смех, стремительный бег и тот самый танец. Лишь Единый знает, что именно из всего перечисленного так запало ему в душу, что он вконец утратил покой. Быть может, это был образ, скрывающийся за обыкновенными с виду действиями? Он не знал — до сих пор у него не было возможности спокойно и обстоятельно подумать над этим вопросом. Да и не все ли равно, если сердце несомненно чувствовало — это она? Та, с кем хотел бы он принести клятвы любви, с кем хотел бы жить бок о бок до конца Арды и воспитывать детей? Искусник остановился под цветущей сливой и некоторое время просто задумчиво рассматривал лепестки. У него появился замысел серебряного венца, который лучше всего бы подошел его красавице-бегунье, его melisse.
Последнее слово отозвалось в душе восхитительной песней сладкозвучной гармонии. Словно кто-то невидимый тихонько заиграл на арфе, и музыка эта шла из самых сокровенных глубин, из сердца фэа. Возлюбленная.
Лаурелин разгорался тем временем все ярче и ярче, и пора было поторапливаться, однако в этот момент Атаринкэ пришла в голову мысль попробовать позвать любимую осанвэ. Вдруг она откликнется?
Закрыв глаза, он сосредоточился, вызвав в памяти образ той, о ком думал сейчас и о ком мечтал, и позвал. Еще и еще раз, все настойчивей. Однако ответа не было. Быть может, занята чем-нибудь и не чувствует, как ее зовут? Усилием воли Искусник подавил сожаление. Что ж, значит, он просто действует по прежнему плану.
Глубоко вздохнув, он решительным шагом направился к выходу.
***
Путь, который наметил себе теперь Атаринкэ, уводил его в сторону от центральных улиц. Конечно, имелась немалая вероятность, что его Тэльмиэль живет не в самом Тирионе, а где-нибудь в пригороде или вовсе в одной из усадеб, во множестве разбросанных по всему Аману, но он решил положиться на удачу и на собственное везение.
Миновав главную дворцовую площадь, Искусник свернул в тенистый, поросший цветущими сливами переулок и подумал, что как раз в подобном окружении его wende смотрелась бы наиболее органично, словно опал в черненом серебре. Картинка, будто живая, встала перед глазами — Тэльмиэль танцует, счастливо улыбаясь, на голове ее и на плечах лежат лепестки, упавшие с цветущих деревьев, а в волосах венец. Тот самый, что уже приходил к Атаринкэ в видении. А это значило, что уже сегодня он отправится в мастерскую, чтобы воплотить замысел в жизнь.
Со всех сторон доносились ароматы сдобы, пряностей, кож и дерева. Искусник шел и ловил себя на мысли, что улыбается. Однако, чем больше проходило времени, тем заметнее становилась складка между бровями, а взгляд становился все серьезней.
Сначала он заходил лишь в те мастерские, которые имели непосредственное отношение к строительному делу, потом и в другие начал заглядывать. Но ни плотники, ни каменщики, ни пекари — никто из них не мог сказать ему ровным счетом ничего. Атаринкэ нервничал, и вот тогда, когда он уже почти совсем потерял терпение и намеревался уйти, чтобы поискать в других частях города, ему наконец повезло.
Толкнув калитку, на которой был прибит знак столярной мастерской, он вошел и, не заметив никого, крикнул:
— Есть кто дома?
И прислушался, не последует ли ответ. Через несколько секунд раздались шаги, и из-за поворота на мощеную камнем дорожку вышел хозяин. Выглядел он так, словно только что оторвался от работы — волосы перехвачены налобной лентой, рукава закатаны.
— Vande omentaina, — приветствовал Атаринкэ мастера. — Я могу обратиться к вам с просьбой о помощи?
Тот вопросительно посмотрел на гостя:
— А что случилось?
— Я ищу одну эльдиэ, и вы, вероятно, смогли бы ее узнать.
И сын Фэанаро, уже который раз за день, показал осанвэ запавшую ему накануне в душу картину. И начал, с трудом сдерживая нетерпение, ждать ответа.
А мастер хмыкнул, покачал головой и почесал бровь, чуть заметно улыбаясь при этом.
— Что это вы ходите друг за другом? — спросил он в конце концов. — Да, я знаю ее. И она тоже тебя сегодня искала.