Ормонд, который легко оперировал трехзначными цифрами в уме, терпеливо ждал.
— Двадцать шесть минут, — в результате сообщил всем Глэйшер.
— Да, сэр.
— Это означает, — Глэйшер взглянул на часы, закусив нижнюю губу, — без пятнадцати два минус двадцать шесть минут — час девятнадцать.
— Да, сэр, как раз четыре минуты у него остается на то, чтобы привязать лошадь.
— Точно, я просто проверял ваши выводы. В таком случае в Дарли он должен был появиться около десяти минут второго.
— Верно, сэр.
— А как и когда он забрал лошадь, Ормонд?
— Он этого точно не делал, сэр, насколько мне представляется.
— А что же с ней тогда стало?
— Ну, сэр, я думаю так. Мы ошибались, считая, что всю работу выполнял один человек. Предположим, Перкинс совершил убийство в два, а затем спрятался за валуном, как мы и думали изначально. Ему пришлось бы просидеть там до половины третьего, потому что мисс Вэйн оставалась на пляже именно до этого времени. Итак, как только она уходит, он также покидает свое убежище и идет обратно.
— Но зачем ему идти обратно? Почему не дальше? О, конечно, ему следует подтвердить алиби Уэлдона.
— Именно, сэр. Если он идет обратно к коттеджу Поллока, который находится в двух милях ходьбы, значит, в десять минут четвертого Перкинс должен уже быть там. Но Сьюзи Моггеридж утверждает, что никого не видела, и я не думаю, что она лжет, какой в этом смысл?
— Может, она тоже замешана, мы же сомневаемся насчет старого Поллока.
— Да, сэр; но если бы она врала, то делала бы это по-другому. Нет, сэр, я считаю, что Перкинс задержался по дороге, остановился, и у меня даже есть предположение, зачем именно. Доктор на суде сказал, что кровь из перерезанного горла могла не попасть на убийцу, но это не значит, что она на него не попала. Думаю, Перкинс остановился, чтобы переодеться. Он вполне мог нести в своем рюкзаке запасную рубашку или даже шорты. Может, он и постирал что-то, когда переоделся. Если это так, то до Поллока он добрался бы где-то на полчаса позже. Поднялся по тропинке, где его увидела Сьюзи Маггеридж, прошел еще полмили, встретился с мисс Вэйн в четыре часа — вот и все.
— Хм. — Глэйшер прокрутил версию в голове. У нее были свои преимущества. Но вопросов все равно оставалось немало.
— Но лошадь, Ормонд?
— Смотрите, сэр, только один человек из тех, что мы знаем, мог вернуть лошадь — это Уэлдон, а время — где-то между четырьмя часами, после того как он распрощался с Полвистлом и Томом, и половиной шестого, когда мисс Вэйн встретилась с ним в Дарли.
— А как вы думаете, зачем Перкинс решил сопровождать мисс Вэйн? Почему он не пошел в Лесстон-Хэу?
— Полагаю, он хотел проследить за ее действиями, а может, просто отводил от себя подозрения. Или, еще вариант, Перкинс решил проверить, справился ли Уэлдон со своим заданием. Помните, когда они встретились, то и словечком не перемолвились, это неспроста.
— У вас на все есть ответы, Ормонд. Вот вам еще один вопрос. Если все это правда, почему Перкинс не доехал верхом до самого камня?
— Понимаю, сэр, я и сам об этом думал, тем более что кольцо в скале сразу наводит на эту мысль. Но когда я изучал камни сегодня, то заметил, что с дороги пляж становится виден только в районе Утюга. Возможно, заговорщики посчитали, что всадник на берегу может показаться подозрительным, и решили оставить лошадь там, откуда ее не было бы видно.
— Да, в этом что-то есть. Но все зависит от того, во сколько конкретно Перкинс проходил через Дарли. Следует это выяснить. Ормонд, вы неплохо поработали сегодня, и это просто замечательно, что вы проявляете инициативу, строите собственные теории; но не забывайте, что опираться прежде всего надо на факты.
— Разумеется, сэр, никак нет, сэр. Но, сэр, если это не был Перкинс, то мог быть кто-то другой.
— Кем мог быть кто-то другой?
— Сообщником, сэр.
— Это возвращает нас в самое начало, Ормонд.
— Да, сэр.
— Хорошо, можете попытаться проверить свою теорию и посмотреть, что из этого получится.
— Да, сэр.
Глэйшер задумчиво поскреб подбородок, когда его младший коллега отправился на дальнейшее расследование. Данное дело его волновало. Главный констебль[35] округа связался с ним сегодня утром, и разговор получился не из приятных.
Тот считал, что Глэйшер устраивает слишком много шума из ничего. Очевидно же, что иностранец перерезал себе горло, в силу нервного характера, и пора уже бросить это дознание. Глэйшер бы и сам с удовольствием оставил дело, но что-то подсказывало ему, что все не так просто, как кажется. Слишком много странностей: бритва, перчатки, Уэлдон и его невнятные действия, подкова, кольцо в скале, ошибка Брайта по поводу приливов и, самое главное, зашифрованное письмо и фотография загадочной Феодоры. По отдельности — вещи вполне ординарные, но вместе — малообъяснимые. Выслушав все доводы, главный констебль дал разрешение на продолжение следствия, но он отнюдь не был при этом счастлив.