Единственная проблема с новым хобби Питера состояла в том, что если у джентльмена было хобби, то Оно должно было быть больше, чем просто хобби. Невозможно вешать убийц ради личного развлечения. Ум Питера тянул его в одну сторону, эмоции — в другую, и я начал бояться, что его разорвет на кусочки. В конце каждого случая повторялось одно и то же — старые кошмары и военный невроз, снова и снова. И тогда Денвер, из всех это оказался именно Денвер, этот болван, орущий о деградации Питера и его постыдных полицейских увлечениях, оказался замешан в каком-то грязном деле с убийством, и его судили в палате лордов. После этого действия Питера казались детской шалостью.
Питер вытянул брата из этой заварухи и, к моему облегчению, оказался достаточно человечным, чтобы напиться, освободившись от напряжения. Теперь он признает, что его «хобби» — это работа на благо общества, и он даже развил интерес к общественным делам и время от времени выполняет небольшие дипломатические поручения в ведомстве иностранных дел. В последнее время он уже может демонстрировать свои эмоции и меньше боится вообще иметь какие-либо чувства.
Последним его чудачеством стала влюбленность в ту девушку, которой он помог выпутаться из истории с обвинением в отравлении собственного любовника. Она отказалась выйти за него замуж, как и любая женщина с характером. Благодарность и унизительный комплекс неполноценности — плохая основа для брака, а его позиция с самого начала была неправильной. В этот раз Питеру хватило ума принять мой совет. «Мой мальчик, — сказал я ему, — ты совершаешь ту же ошибку, что и двадцать лет назад. Аккуратное обхождение нужно не невинным молодым девицам, а тем, кто был напуган и ранен. Начни сначала, но учти, что тебе понадобится вся возможная внутренняя дисциплина, какой ты обладаешь».
Что ж, он попробовал. Думаю, я никогда не видел столько терпения. У девочки были мозги, и характер, и честность, но ему надо было научить ее брать, что куда сложнее, чем научиться давать. Я думаю, они найдут друг друга, если научатся не владеть своими страстями. Я знаю, он понимает, что в этом случае согласие может быть дано только по своей воле.
Сейчас Питеру сорок пять, уже пора бы ему остепениться. Как видите, я был одним из сильнейших источников влияния на его карьеру, да и вообще на жизнь. Он — Делагарди и совсем немножко Уимзи. От них он заимствовал (тут я должен быть честен) то глубинное чувство общественной ответственности, которое удерживает английскую аристократию от полного краха. Детектив или нет, он ученый и джентльмен, и мне будет интересно посмотреть, каким мужем и отцом он может стать. Я уже старый человек, и собственного сына у меня нет (по крайней мере, мне об этом неизвестно); я хотел бы видеть Питера счастливым. Но, как говорит его мать, «у Питера всегда было все, кроме того, что он действительно хотел», а я думаю, он счастливее многих.