К этому моменту стало ясно, что никто и ничто не смогут удержать миссис Уэлдон от свидетельских показаний. Одетая, как истинная вдова, в строгий траур, она принялась горячо отрицать, что Алексис мог покончить с собой из-за Лейлы, да и вообще по любому другому поводу. Она лучше других знала, что больше всех на свете он был привязан именно к ней. Ей пришлось признать, что происхождение портрета с подписью «Феодора» ей неизвестно, но, тем не менее, до самого последнего дня Алексис просто-таки лучился от счастья. В последний раз она видела его вечером в среду, и они договорились, что встретятся на следующий день в «Уинтер-Гарден». На место встречи он не явился, и она совершенно уверена, что его заманили на пляж и убили. Он частенько говорил, что боится замыслов большевиков, так что она бы посоветовала полиции обратить свое внимание именно на них.
Это заявление вызвало среди присяжных некий ажиотаж. Один из них поднялся и спросил, предпринимает ли полиция какие-либо шаги по розыску подозрительно выглядящих иностранцев, обитающих или проездом остановившихся в районе. Сам он давно подметил выросшее число неприятных типов на дорогах. Также он с прискорбием отмечал, что в отеле, где работал Алексис, одним из танцоров был француз, да и часть музыкантов «Уинтер-Гарден» тоже приехала из-за границы. Погибший также иммигрант. Принятое гражданство особой роли не играет. Вообще, если учесть, что в Британии два миллиона безработных, он считает просто-таки скандальным фактом то, что правительство позволяет себе давать приют всякому сброду. Он говорит это как член Общественного оздоровительного комитета и как имперский сторонник свободной торговли[32].
Затем вызвали мистера Поллока. Тот признался, что плавал неподалеку от места происшествия на своей лодке около двух часов дня, но настаивал на том, что находился далеко в море и потому не видел ничего, что предшествовало выходу Гарриет на пляж. Он вообще в ту сторону не смотрел, и так было чем заняться. По поводу того, чем именно он был так занят, Поллок по-прежнему упорно отмалчивался. Его внук Джем (уже вернувшийся из Ирландии) коротко подтвердил сказанное, но добавил, что сам он смотрел на побережье примерно без пятнадцати два. Он увидел кого-то на валуне, не то сидящего, не то лежащего, но был ли этот человек мертв, утверждать он не мог.
Последним выступал Уильям Брайт, который поведал историю о бритве практически в тех же словах, что он рассказывал ее Уимзи с полицией. Следователь, взглянувший на переданную ему инспектором Ампелти записку, позволил свидетелю довести рассказ до конца, а затем спросил:
— Вы сказали, это случилось в полночь во вторник, шестнадцатого июня?
— Сразу после полуночи. Я услышал бой часов как раз перед тем, как мужчина подошел ко мне.
— В этот момент на море был прилив или отлив?
В первый раз за все время Брайт смутился. Он огляделся, словно подозревая подвох, нервно облизал губы и ответил:
— Я ничего не понимаю в приливах. Я не из этой части страны.
— Но, тем не менее, вы упомянули в своей очень трогательной истории, что слышали шум волн, разбивавшихся об эспланаду. То есть, предположительно, был как раз прилив, верно?
— Думаю, да.
— Не удивляет ли вас тот факт, что в полночь шестнадцатого июня вода находилась в низшей точке отлива?
— Возможно, я просидел там дольше, чем мне показалось.
— Вы провели на том месте шесть часов?
Нет ответа.
— А не удивляет ли вас и то, что море никогда не достигает стен эспланады, за исключением сизигийного прилива, который в тот день был ровно в шесть вечера?
— Я могу только сказать, что ошибся. Можете списать это на бурное воображение.
— Но вы настаиваете на том, что разговор проходил в полночь?
— Да, в этом я уверен.
Следователь отпустил мистера Брайта, предупредив, что тот должен быть поаккуратней с заявлениями, сделанными в суде, и попросил инспектора Ампелти поведать о том, кто такой Брайт, и об истории его передвижений.
Затем он подвел итоги, даже не пытаясь скрыть своего мнения о том, что погибший покончил с собой. (Невнятный протест от миссис Уэлдон.) Почему он так поступил — это уже не дело суда. Предлагались различные мотивы, к тому же надо учитывать, что по происхождению погибший был русским, изгнанник, вполне возможно, что его мучили меланхолия и отчаяние. Лично он читал немало русской литературы и может уверить присяжных в том, что самоубийство — частый случай среди этой несчастной нации. Тем, кому посчастливилось родиться британцем, трудно это понять, но присяжные могут поверить ему на слово. У них есть четкое свидетельство тому, как бритва попала в руки Алексиса, и не стоит обращать много внимания на ошибку Брайта насчет прилива. Поскольку Алексис не брился, зачем еще ему могла понадобиться бритва? Он (следователь) будет, однако, честен и назовет те пункты, которые могут заставить сомневаться в том, что свершившееся было самоубийством. Первое — у Алексиса был обратный билет. Затем паспорт и кошелек с золотом. Можно предположить, что тот хотел покинуть страну. Но даже в таком случае разве не похоже, что в последний момент он передумал и ушел не только с места жительства, но и из жизни вообще? Конечно, то, что самоубийство было совершено в перчатках, кажется довольно странным, но что может быть нормального в самоубийстве? Разумеется, у них есть свидетельство миссис Уэлдон (которой все выражают глубочайшие соболезнования и симпатию) о состоянии Алексиса перед смертью, но оно противоречит тому, что сказали мистер Брайт и миссис Лефранк.
32
Политическая партия под названием «Крестовый поход за свободную торговлю в Империи» была основана в 1929 г. и в начале 30-х участвовала в парламентских выборах. Основной целью она провозглашала превращение Британской империи в зону свободной торговли, защищенную от импортных товаров протекционистскими пошлинами.