Как им удалось это сделать? Барфилд полагает, что аномальность ситуации заключается как раз в том, что Чингис-хан создал политическую организацию, не имевшую аналогов в истории степных народов. Он сделал ставку не на племенную структуру кочевого общества, много раз доказавшую в условиях анархии свою полную ненадежность, а на государственность бюрократического типа. Не лояльные племена или родственники стали основой политической организации Чингисхана, а военно-чиновничий аппарат, назначаемый приказами сверху. Гвардия из лично преданных Чингис-хану воинов заменила племенное ополчение. Местные наследственные вожди могли сохранить свою власть только в том случае, если превращались в чиновников новой власти. Подобная структура ликвидировала раздробленность кочевников и позволила им объединиться в мощную централизованную империю. Ее собственный экономический базис для поддержания государственно-бюрократического аппарата был явно недостаточен: такая империя могла существовать только за счет грабежа и дани, поэтому Чингис-хану и было так важно запугать своих оседлых соседей, устраивая против них походы. Централизованное монгольское государство не сумело подчинить чжурчжэней и было вынуждено ликвидировать их империю. Вслед за этим ему самому пришлось взять на себя управление Китаем и переместить центр власти во вновь завоеванные области Китая. Таким образом, резюмирует Барфилд, кочевники центральных степей в принципе могли создать политическую систему внеплеменного типа и завоевать Китай, но это было отклонением от традиционной циклической модели. Неизменность материальной основы номадизма не позволила инновациям Чингис-хана сохраниться. Подобная аномалия имела место в истории Центральной Азии лишь однажды, и вскоре ей на смену пришла более традиционная последовательность смены династий. Случай с монголами лишний раз доказывает вероятностный, а не детерминистский характер схемы Барфилда.
Книга Барфилда и предложенная им модель объяснения истории взаимоотношений кочевников и Китая вызвали широкий резонанс среди научной общественности. Были высказаны критические замечания, в основном сводящиеся к двум пунктам. Во-первых, частью ученых оспаривалась сама идея отсутствия в среде кочевников социальной эволюции. Во-вторых, некоторые из исследователей акцентировали внимание на хронологических неувязках модели «циклов власти» и ее слишком жестком, недифференцированном характере. Критики первой группы, т. е. сторонники эволюционного номадизма, усматривали в кочевой государственности итог постепенного внутреннего развития и отрицали, что кочевники создавали лишь квазигосударственные объединения, рассчитанные на эксплуатацию Китая. Представители второй (это были, как правило, эмпирически мыслящие историки-практики, не имеющие явных теоретических предпочтений) отмечали, что обобщенный Барфилдом материал нередко подгоняется под заранее подготовленную стандартную схему, и указывали на случаи отсутствия хронологической корреляции «циклов власти» в степи и в Китае, когда, например, единая кочевая империя возникала раньше, чем централизованная империя в Китае. Они подчеркивали, что спектр адаптационных стратегий кочевников был довольно широким и номады не были в полном смысле слова заложниками своей среды обитания, а также считали упрощением сводить все разнообразие взаимоотношений кочевников и Китая к одной или двум моделям, разработанным на материале конкретных исторических периодов.