Такой взгляд на историю степи совершенно неправомерен. Рассматривать монголов как продукт полуторатысячелетнего возвышения кочевников — значит игнорировать наличие сложных структур в более ранних степных империях. В 200 г. до н. э. в государстве сюнну уже были заложены необходимые структурные основы для создания кочевых империй. Сюннуское государство было наиболее устойчивым и долговечным из всех степных держав. Ограничивая себя концепцией однолинейного развития, историки игнорируют также существование длительных периодов анархии, которые следовали за падением империй сюнну и уйгуров. На протяжении более чем половины домонгольского периода степь оставалась слабой и раздробленной. Борьба Чингис-хана за власть показала, что переход от анархии к централизации мог происходить исключительно быстро. Менее чем за поколение кочевники, не имевшие никакого влияния, крепкой организационной структуры и системы безопасности даже у себя дома, стали властителями величайшей в мире империи. Хотя новые империи часто по своей структуре напоминали предшествующие, сами кочевники не догадывались о подобном сходстве, поскольку не помнили о них. По иронии судьбы именно сочинения просвещенных китайских историографов, проповедовавших философскую идею о том, что прошлое должно служить зеркалом для настоящего, акцентировали внимание на преемственности в образовании кочевых государств, разделенных многими веками.
Для воссоздания точной исторической перспективы необходимо исследовать сложные взаимоотношения между Китаем, степью и Маньчжурией, которые приводили к регулярному повторению циклов исторического развития. Возникновение могущественных национальных династий в Китае и объединение степи кочевыми империями связывались воедино политикой торговли и вымогательства. В этом поляризованном мире никакое самостоятельное пограничное государство не могло возникнуть до тех пор, пока Китай или кочевники не утрачивали способность контролировать разделявшую их границу. Анархия в степи и в Китае создавала условия для возникновения маньчжурских династий. Эти пограничные династии выдвигались из бассейна реки Ляохэ для захвата Северного Китая и поддержания разобщенности среди степных племен. Падение иноземных династий в результате восстаний внутри Китая давало возможность объединения как Китая, так и степи. Не являясь логической кульминацией процесса развития длинного ряда степных империй, Монгольская империя стала уникальным гибридом, способным отразить и преодолеть обычно губительное вмешательство со стороны более развитого маньчжурского государства. Чингис-хан соединил дисциплинированную степную конницу кочевников с технически хорошо подготовленными войсками маньчжуров в единую армию. Объединив мобильность, военную мощь и стратегическое мышление кочевников с технологией захвата укрепленных городов, он в итоге встал во главе армии, самой могущественной из всех когда-либо существовавших в Евразии.
Часто считается, что после развала Монгольской империи начался период резкого упадка степных кочевников, однако это преувеличение. Поздние степные правители, конечно, проигрывают в сравнении с Чингис-ханом, но ведь мало кто из правителей любой эпохи не меркнет рядом с ним. Кроме того, это естественное предубеждение осложняется склонностью монгольских и китайских источников рассматривать род Чингисидов как единственный законный источник власти в степи и приуменьшать значение других групп. Например, Эсэн и ойраты создали вполне дееспособную степную империю, которая успешно проникала за пограничные укрепления Мин, разгромила целую императорскую армию и захватила в плен самого императора. Однако ойратскую империю обычно рассматривают лишь как периферийный эпизод в истории совершенно непримечательных князей из рода Чингисидов, которые не идут ни в какое сравнение со своими знаменитыми предшественниками. Предполагаемая ныне исследователями военная слабость монголов в период после падения Юань была совсем не очевидной для династии Мин. Тогда не только ойраты, но и восточные монголы под предводительством Даян-хана и Алтан-хана нападали на китайскую границу и даже атаковали Пекин. Ни при какой другой династии не было столь длительного периода военных столкновений с кочевниками на границе, как при Мин. Это указывает на то, что монголы продолжали оставаться главной военной угрозой для Китая даже столетия спустя после исчезновения их мировой империи. Когда Мин пала, на протяжении первых 100 лет существования династии Цин восточные монголы представляли собой ее военный аванпост во Внутренней Азии, защищавший империю от вторжений джунгаров.