Барфилд подчеркивает, что обычно целью кочевников была эксплуатация Китая посредством получения дани, а не собственно завоевание китайской территории, которой они не умели управлять. Но после того, как в Китае начинался процесс распада единой империи и возникало множество независимых государств, кочевники устремлялись на северную китайскую равнину, оккупировали некоторые из этих государств и основывали на их землях свои династии. Новые «варварские» государства находились в состоянии постоянной войны друг с другом и с государствами, основанными китайскими военачальниками. Экономическая ситуация в них была крайне нестабильной, потому что кочевники предпочитали грабеж организованному управлению оседлым населением. В дальнейшем эти эфемерные династии становились жертвами своих более могущественных и более стабильных соседей, которые восстанавливали экономику оседлых областей и начинали процесс централизации Китая. Политическая раздробленность кочевников способствовала этому, так как позволяла заниматься восстановлением Китая в условиях отсутствия значительной угрозы со стороны степных народов и «руками варваров подавлять варваров». Итогом этого процесса было объединение Китая под властью новой централизованной династии. Очевидно, что кочевники принимали активное участие как в интеграции, так и в дезинтеграции Китая, каждый раз выступая в роли непременного катализатора внутрикитайских политических процессов. Их присутствие на северной границе делало китайскую историю такой, какой мы ее знаем, и придавало ей своеобразный циклический характер.
По мнению Барфилда, циклы взаимодействия кочевников и Китая можно сравнить с последовательностью смены экосистем (например, в растительных сообществах). По Барфилду, подобная аналогия правомерна, так как предполагает некую модель развития (pattern of development), а не существование законов. Классическая эволюционистская теория представляет собой попытку открыть универсальные законы развития человеческих культур, однако в случае с кочевниками, как это не раз отмечалось исследователями, такие законы оказываются неприемлемыми. Барфилд, опирающийся в своем антропологическом анализе на экологические параллели, утверждает, что конкретные модели взаимодействия при сходных условиях ведут к появлению сходных результатов. Здесь мы имеем дело не с законом, а с закономерностью, т. е. с большей или меньшей регулярностью тех или иных процессов и состояний. Формулировки таких закономерностей представляют собой предложения, которые по всем показателям напоминают законы, но неизвестно, истинны они или ложны. Барфилд полагает, что экосистемы не могут эволюционировать как целостности, а могут только их отдельные части. Кроме того, на экосистемы (как и на культурные системы) могут воздействовать различные внешние факторы. В результате он приходит к выводу, что безусловно в человеческом поведении существуют закономерности, которые можно моделировать (например, степень сложности социальной организации кочевников всегда связана со степенью сложности социальной организации оседлых народов, с которыми им приходилось контактировать). Однако эти закономерности не имеют детерминистского характера.
Барфилд считает, что любую обобщающую схему объяснения истории (в том числе и его собственную), построенную на использовании закономерностей, необходимо постоянно испытывать и проверять на доступном историческом и антропологическом материале. Он сам, например, использует метод сравнения антропологических данных из самых различных, порой весьма удаленных друг от друга культурных ареалов. Отсутствие кочевых государств в Восточной и Южной Африке, где не было крупных оседлых империй, косвенно подтверждает его мысль о том, что формирование кочевых империй на границах Китая было вызвано централизацией государственного управления в самом Китае. Очевидно, что выдвинутая им гипотеза работает, хотя она и не универсальна. Неверно считать ее детерминистской. Нет ничего удивительного в том, что при объяснении исторического взаимодействия, основные параметры которого на протяжении длительного времени оставались неизменными, в нем обнаруживаются повторяющиеся закономерности (в виде «циклов власти»). Однако, как только некоторые из элементов прежней системы претерпевают изменения, она перестает функционировать. Предложенная Барфилдом модель взаимодействия кочевников и Китая удовлетворительно объясняет исторические события в период между 300 г. до н. э. и 1750 г., но для более раннего или более позднего периодов она не применима. Это очень длинный, но все же конечный отрезок времени. Причины регулярности взаимодействия на протяжении столь длительного периода следует искать, с одной стороны, в исключительном консерватизме социально-экономического уклада кочевников, а с другой — в консерватизме китайской имперской организации. Однако, когда китайская общественная и государственная системы существенно эволюционировали, взаимодействию прежнего типа пришел конец.