Ее губы дрогнули в улыбке.
— В надежном месте.
— Лучше ее уничтожить, — заявил решительно.
— Ты не рассказал им об этой поездке, — верно уловил ход моих размышлений Эван. — И о том, что мы нашли. А планируешь?
— Не знаю, — ответил чистую правду. — Магия все еще под запретом, а содержимое ячейки по-прежнему является основанием для обвинения в государственной измене.
— Лорд-Канцлер расскажет, если сочтет выгодным.
— Это точно, — кривовато усмехнулся и перевел взгляд на Эвелин. — Тетрадь лучше сжечь, не откладывая. В полдень за мной приедут.
— Вас будут допрашивать? — спросила она, задержав дыхание.
— Вероятно, — я пожал плечами.
С одной стороны, Финн обещал ответить на вопросы. С другой, я был уверен, что не услышу ничего лишнего; ничего, что они сочтут нежелательным или не захотят раскрывать.
— Мы успели написать твоему поверенному, — с горечью хмыкнул Эван. — О предполагаемом аресте. Похоже, сделали это не напрасно. Он пригодится тебя в любом случае.
Он замолчал, а потом резким жестом растрепал волосы на затылке.
— Дьявол, Дик, ну, и ночка выдалась. Мы перепугались, как малые дети.
— Говорите за себя, мистер Эшкрофт, — чопорно заметил Мэтью. — Я был полностью сосредоточен и собран.
— Я вам всем благодарен. Очень, — сказал совершенно серьезно. — За все, что вы сделали.
— Да будет тебе... — смутившись, отмахнулся Эван. — Ты бы сделал не меньше ради любого из нас.
После его слов я повернулся к Эвелин.
— Идемте, покончим с тетрадью.
Мне хотелось избавиться от нее как можно скорее.
Прикрыв глаза в молчаливом согласии, она поднялась из-за стола.
— Подбрось побольше дров, — посоветовал Эван без улыбки.
— И вышвырну весь пепел, — также серьезно кивнул я.
Мы покинули столовую и вошли в гостиную, в которой располагался ближайший камин. Пламя в нем и впрямь теплилось неровно, я пошевелил железной палкой угли, чтобы посильнее разгорелся огонь, и добавил несколько сухих поленьев. Уничтожать доказательства нужно так, чтобы не осталось следа. Ни обугленной странницы, ни края плотной обложки, ничего.
— Выйдите, милорд, — попросила Эвелин, когда я распрямился.
— Что?.. .
И удивленно застыл, осознав. Ну, конечно же. Она по-прежнему прятала тетрадь в платье. Я поспешно покинул гостиную и затворил двери, прижавшись к ним спиной. В голове бродили совсем не приличествующие случаю мысли, и раз за разом я вспоминал тот стремительный поцелуй в кабинете.
Который мне хотелось повторить.
Как Эвелин прижималась ко мне, как вздымалась ее грудь, как мои ладони идеально легли на ее талию... Дьявол. Во рту сделалось сухо, в груди начал разгораться пожар, и я сжал кулаки, пытаясь обуздать нестерпимое желание.
— Войдите, милорд, — ее тихий голос не унял пламя.
Напротив, лишь подбросил в него дров.
Когда я вернулся, Эвелин стояла у окна, взволнованная сильнее, чем обычно. Тетрадь лежала на столике перед камином, и кадык у меня дернулся, когда я наткнулся на нее взглядом. Перед глазами промелькнули отчетливые образы: вот Эвелин расстегивает крючки, ослабляет шнуровку корсета, поправляет лиф...
— Вам плохо? — в чувства меня привел вновь ее взволнованный голос.
Она смотрела на меня тревожно и, сама того не замечая, сминала в ладонях пышную юбку.
— Нет, — вытолкнул хрипло усилием воли. — Все в порядке.
В камине к той минуте уже хорошо занялся огонь. Я взял тетрадь, борясь с искушением раскрыть ее, прочитать что-нибудь напоследок, вырвать страницу-другую…
Но нет.
Некоторым вещам лучше быть похороненными навсегда.
— Хотите? — повернулся к Эвелин и протянул ей тетрадь.
Она помедлила, колеблясь, но потом все же подошла, взяла ее из моей руки и замерла возле камина. Я стояла позади на шаг и видел, как подрагивали ее напряженные плечи, как платье натянулось на выпрямленной едва ли не до боли спине...
Наверное, ей было особенно тяжело расставаться с памятью об отце. Пусть даже и такой.
— Не бойся, — шепнул осипшим голосом и положил ладонь Эвелин на талию.
Она словно этого и ждала. Прильнула ко мне, прижалась лопатками к груди и решительно бросила тетрадь в камин. Сперва затихшие пламя с жадностью вспыхнуло спустя секунду и с шипящим шкворчанием принялось пожирать страницы. В гостиной запахло чернилами и жженой кожей.
Эвелин прижалась ко мне еще теснее, ее волосы на макушке щекотали мой подбородок. Мы стояли и смотрели на огонь, пока тетрадь не начала обугливаться, а потом, не проронив ни слова, я молча развернул невесту к себе лицом и крепко поцеловал.