Но зато она с удовольствием щебетала с приятным москвичом о Москве и Петербурге, перечисляла отели, бары и казино, где в последнее время побывала, с огромным восторгом живописала Париж, откуда вернулась совсем недавно. Словом, старалась произвести впечатление.
Несмотря на то что стрелки часов даже и близко не подошли к полуденной отметке, она стала настойчиво предлагать Владимиру, к которому, по ее словам, сразу ощутила откровенную симпатию, напитки — на выбор. И виски, и джины, и всякие ликеры с водками и французскими, разумеется, винами.
Шикарный бар был забит разнообразными бутылками до отказа. На стойке бара из темного полированного дуба громоздился великолепный итальянский агрегат для приготовления кофе-«каппуччино» и разнообразные приспособления для смешивания коктейлей. Она делила просторную кухню пополам — вторая ее часть представляла собой весьма уютную столовую, окруженную цветами и декоративными деревьями в горшках и бочках. Но там все было первозданно-нетронутым, а земля в одном горшке, куда незаметно для хозяйки сунул палец Владимир, каменной. Похоже, что с идеей семейных завтраков, обедов и ужинов здесь тоже напряженка. Но тогда зачем все это? Для кого?
Живет хозяйка одна, родителей нет. Мать умерла раньше отца, муж, по слухам, сбежал в Москву. Детей тоже нет. Нелепое богатство, бесполезное. Правда, если госпоже Камшаловой очень хочется, чтоб ее квартира напоминала Парижский салон, тогда другое дело. Но все равно скучно.
А Настя водила гостя из комнаты в комнату и не то чтобы хвасталась, а демонстрировала свое богатство, словно выворачивалась перед потенциальным женихом буквально наизнанку. Она показывала, что ей сделали специалисты, приезжавшие из Питера, а что она выписала из Италии… И так далее, и тому подобное — словом, Владимир воочию наблюдал рекламу того, как следует жить богатым людям в России, которой заполнено фактически все отечественное телевидение.
Поремский невольно усмехнулся, и Настя, тут же заметив это, спросила, по поводу чего его саркастическая усмешка. Но момент искренности между ними еще не наступил, и Владимир подумал, что, пожалуй, рано задевать больную, возможно, тему для хозяйки. Выход подсказала интуиция. Он ответил, что, с удовольствием разглядывая всю эту обстановку, невольно сравнил ее со своим бытом. Но ему его собственная служба устанавливает практически ненормированный рабочий день, часто без выходных и праздников, поэтому вполне достаточно квартиры в Москве, состоящей из одной комнаты и просторной, хотя и гораздо меньшей, конечно, кухни, где и собираются обычно друзья и коллеги. А из мебели — широченная тахта, шкаф, стол да стулья — необходимый минимум. В этой же квартире, больше напоминающей дворцовые помещения, по его мнению, никакие мысли о работе даже не приходили в голову.
— Здесь, — Поремский красноречиво посмотрел в ее чистые голубые глаза, — все предназначено, увы, исключительно для наслаждений. Так что нет никакого сарказма, Настя. А зависть? Есть отчасти, но зависть хорошая — приятно, когда человеку повезло.
Тема везения, как он понял, оказалась для нее неожиданной, но Настя была готова немедленно ее обсудить. А чтобы разговор принял более доверительные, дружеские формы, захотела угостить Владимира хотя бы каппуччино. Он согласился. А Настя, зарядив свой агрегат и подставив чашки, продолжала его уговаривать выпить по рюмочке. Поремский понял, что ей самой этого очень хотелось. К сожалению, он и тут не поддался соблазну, и тогда она предложила чистые напитки заменить легкими коктейлями. Владимир в данном случае не нашел причин для отказа, и она с удовольствием начала их немедленно составлять, употребив для приготовления лимоны, апельсины, оливки и всякие соки, которых у нее в доме оказалось в избытке. Она с наслаждением трясла и переворачивала в руках французский шейкер, разливала, украшала, втыкала в высокие бокалы разноцветные трубочки-соломинки и маленькие зонтики.