Выбрать главу

— Пойти надо мне с красными аскерами. Одни они пропадут. Поймают их белые, спросят, кто такие? Скажут, ловцы, а таких ловцов никто не знает. Тогда их поставят к стенке, вот и все!

— Но вас тоже могут поставить, аксакал.

Старик, прищурившись, посмотрел на Ахтана и отрицательно покачал головой.

— Ты не знаешь Омартая.

— А все-таки?

— Я буду забурунский купец. Пойду от бая Аблая в Ракуши муку закупать. Как тот раз, — повернулся он к сидевшему рядом с Избасаром молодому русскому парню с веселыми, озорными глазами. — Помнишь, Иван, как тогда ходил?

Иван улыбнулся. Блеснули белые ровные зубы.

— На том и порешим, — сказал он и будто припечатал сказанное, хлопнув по колену широкой ладонью.

— Два раза я так ходил в Ракуши, — счел нужным пояснить Ахтану Омартай.

— Зачем ходил? — не удержался от вопроса Ахтан.

— Надо было, — коротко ответил ему старик.

Сейчас он вел рыбницу. На сетях лежал Мазо, около него дежурил Кожгали. Мазо сначала хотели оставить на попечение Жузбая и Акбалы в землянке, но передумали. В землянку могли заглянуть улагаевцы. И потом обратный путь в Астрахань. Кто знает, как он сложится? А Мазо опытный моряк, к тому времени он будет на ногах. Омартай продолжал лечить его своими лекарствами.

В версте от берега валы преуменьшились еще, но усилился ветер. Парус ловил тугие струи, выгибался горбом и гнал рыбницу в гущу сумерек. Они уже накрыли землянку. Теперь вокруг лодки остались только плотные, манящие ступить ногой волны. И еще остались тучи.

Так прошла ночь. Перед утром потеплело, со стороны моря пришел туман.

— Хорошо, совсем хорошо, — потирал довольно руки Омартай.

Избасар перебрался на нос, лег там и ловил малейшие шорохи впереди. Туман густел. Позже, когда солнце разорвало его на клочья и погнало вверх, рыбница уже стояла у длинной песчаной косы. Там, шлепая босыми ногами по мелководью, ловцы грузили рыбацкой снастью, мешками, бочками с пресной водой причалки, рыбницы, лодки. Они торопились на промысел. Много раз наблюдал Избасар эти сборы, привык к ним так, что перестал замечать. А сейчас снова знакомая с детства отмель бухты, прилепившиеся к берегу домики и распахнувшийся простор Каспия ударили в самое сердце, всколыхнули прошлое.

За тем вон бугром, похожим на сытый верблюжий горб, если идти весь день, ночь и половину дня еще по берегу, затем круто повернуть от моря — набредешь на ракушенский поселок. На краю единственной ее улицы стоит саманный домик. В нем жил когда-то с матерью Избасар, а напротив в доме побольше…

Избасар гонит прочь мысль о девушке, жившей напротив. Ее продали за калым жирному кабану Ибраю.

— Поешь, Избаке, — Омартай протягивает лепешку, на ней кусок жареной рыбы.

Избасар видит такие же куски в руках у остальных и виновато улыбается.

Ахтан проглотил свою порцию, вытер ладонью рот и сказал:

— Вчерашняя рыба, которую зовут баран, вкуснее была.

Все рассмеялись.

Подбодренный смехом Ахтан добавил:

— Жузбай и Акбала, поди, «баранью рыбу» сейчас едят.

Омартай нахмурился.

— Ничего, ата, все будет хорошо, — тихо сказал ему Избасар. Он понял, о чем подумал старик.

— А если тот офицер явится на берег к Жузбаю и увидит: вас нет дома, рыбницы тоже. Как тогда? — спросил Кожгали Омартая.

Возле глаз старика собрались хитроватые лучики.

— Жузбай вчера сам прибежал к офицеру и объявил, что нас нету, — сказал он.

— Я от души спрашиваю — обиделся Кожгали.

— Правду говорю. Какой толк, что мир обширен, когда сапоги жмут, — с той же лукавой усмешкой взглянул на него Омартай. — Утонул старик Омартай. А рыбницу нашу море на камни выбросило. Офицер считать рыбницы умеет, а больше в них ничего не знает. Жузбай его к вашей лодке приведет. Жузбай умеет колотить себя в грудь, если надо, и реветь. Даже слезы у него бежать будут. Это Избасар придумал, — закончил старик.

А Избасар, покончив с лепешкой и рыбой, сказал:

— Значит, ата, как договорились, мы вас сейчас высадим и уйдем в море. Вернемся завтра к вечеру.

— Высаживайте, высаживайте, — согласился Омартай. Вытащил из мешка новый халат, новые штаны, сапоги, переоделся, важно сложил на животе руки и поджал губы. Лицо у него вдруг стало надменным. И уже не добродушный старик, а злой и хитрый старикашка обводил презрительным взором рыбницу и цедил сквозь зубы.

— В море пойдете. Только я вас вижу насквозь, половину улова хочете украсть у меня, верблюды облезлые, — и предупреждающе грозил пальцем, лениво, по-байски.