— Давай так: ежели ты выиграешь, я плачу. Ежели я тебя объегорю, прощаю целиком. А? Давай, ну, едрена матрена, просто на фарт сыгранем, кому счастье улыбнется, повезет, значит, кому больше.
— Не знаю, как играют картами. Зачем буду играть, если не знаю? Обманешь. Тебя знаю, ты хитрый! — протестующе двигал старик плечами.
И парень рассвирепел.
— Ишак ты и есть, — плюнул он в костер. — Зады бы тебе внукам подтирать, а ты воевать собрался. Тебе чего, едрена матрена, советская власть худого сделала? Скот, баранов отняла?
— Какой скот? Какие бараны? Батырак всегда был Айгаз. Токсамбай пришел, давал винтовку, сказал, иди, надо.
— Ну, вот.
— А ты бай? Почему собрался воевать? — с хитрецой прищурился старик.
— Бай, сказанул тоже. Я у баев блюда вылизывал. Да только ты меня с собой не равняй. Ты хоть раз в тюряге сидел?
— Где, где?
— В кичмане, тюрьме, значить.
— Ой-бай, — всплеснул испуганно руками старик. — Зачем турма сидеть? Нехорошие люди турма сидят.
— Знаешь ты много. Я и при царе, едрена матрена, и при большевиках сиживал. Мне, ежели хочешь знать, это раз плюнуть было. С малых лет на воровском деле. Вот, — парень потряс портсигаром, — вот, рази плохо? А ворам при любой власти сидеть приходится. Воры же при всяческих династиях существовать будут. Правда, я еще контрабандой промышлял. Это занятие совсем благородное. И знаешь, что скажу тебе, — придвинулся ближе к старику парень, — фартовый я все же. Однажды едва в купцы первой гильдии не вышел. А мог бы, да сорвалось. Таможенники моего подручного тогда подстрелили. Максой его звали. Не русский, вашенский был, но отчаюга, доложу тебе, такой, каких свет не видывал, — парень умолк и принялся с азартом тасовать карты. Отсвет от костра падал на массивное кольцо на его мизинце.
— Ты откуда пришел?
— Оттуда, с китайской стороны. Там жил последнее время. Дружок у меня есть, так он соблазнил в банду податься. Скоро, говорит, опять старые времена возвернутся, опять можно будет буржуям карманы чистить. А при большевиках где они, буржуи-то? А дружка моего чекисты пришили. — Парень поворошил в костре и повторил, разводя руками: — Где они при большевиках буржуи? Кого обчищать? Вот из-за этого и разошлась моя жизненная платформа с красными. В остальном-то я их линию целиком признаю. Поэтому за всяких токсамбаев ваших я при случае голову под пулю, как мой дружок, подставлять не буду. Голова мне, едрена матрена, самому сгодится.
Старик, видимо, не особенно понимал, о чем ему толкует парень. Приоткрыв рот, он беспокойно поглаживал бородку и недоумевающе пожимал плечами. Затем объявил:
— Ладно, с одного краю понял, что говоришь, с другого краю не понял. Спать буду. Ты, едрена матрена, — выговорил он четко, — сиди. Когда захочешь спать, мне кричи. — И он, пристроившись возле костра, вскоре захрапел. Через некоторое время сон сломил и парня. Он улегся по другую сторону костра.
Сиверцев продолжал наблюдать, изредка ворочая затекшей шеей. А ночь рождала все новые звуки, обрастала новыми шорохами. Вот откуда-то издалека донесся глухой волчий вой, прохлопали крылья какой-то птицы, пискнула схваченная ежом мышь, почесалась собака. В крышу сарая все больше набивалось спелых мохнатых звезд, и когда во дворе появился верховой, Сиверцеву показалось, что это просто мерещится. Но верховой спрыгнул с коня, и Сиверцев узнал в нем Саттара. Саттар осторожно приблизился к спящим, огляделся, подскочил к винтовкам, вытащил у них затворы, зашвырнул за дувал и толкнул ногой лежавшего ближе к нему русского парня. Тот вскочил и, разглядев наведенный на него наган, испуганно замахал руками:
— Ты чего? Ты брось, брось. Едрена мышь! Ты чего это вздумал? Не стреляй, слышь! — закричал он.
— Лежать будешь, живой останешься, — жестко кинул ему Саттар и для убедительности слегка пнул его ногой в бок. — Не будешь лежать, на небо пойдешь. Понял?
Парень начал успокаиваться.
— Отведи пушку, — потребовал он. — Чего не понять? Поняли. Оба поняли. Меня, едрена матрена, можешь законным мертвяком считать, не пикну, хоть что хошь здесь делай, — и он распластался на прежнем месте у костра.
Саттар побежал к сараю.
На Сиверцева словно холодком дохнуло. Он не сомневался, что Куанышпаев вернулся сюда с тем, чтобы прикончить его и Машу. Этим избавиться от лишних свидетелей своего предательства.
Сиверцев попытался вскочить на ноги. Это ему не удалось. Но он увидел, как вскочил лежавший у костра толстогубый парень, выхватил наган и нацелился в спину бегущему к сараю Куанышпаеву.