— На дом или для пользования в читальном зале?
— Для пользования в читальном зале.
— Тогда все ясно, — сказал я. — Манфред мог сесть за стол Германа в «Каролине» и прочитать книгу.
— У Хофстедтера нет своего стола в «Каролине». Он держит свои книги на полке за апсидой. Эта книга и сейчас там.
— И все равно Манфред мог взять ее там, — настаивал я.
К нам подошел Юхан-Якуб Рамселиус со стаканом в руке.
— Я вижу, здесь затевается маленький заговор, — пошутил он.
Рамселиус сел рядом со мной, заглянул в свой стакан и сделал основательный глоток.
— Совершенно верно, — отозвался Харальд. — Мы обсуждаем следующий ход.
Харальд запрокинул назад голову и стал смотреть в потолок. Под ним висела старинная люстра из богемского хрусталя. Ее покрывал толстый слой пыли.
— Доцент Хофстедтер подозревает профессора Рамселиуса в том, что он был в близких отношениях с его женой, — сказал Харальд.
Рамселиус отставил стакан.
— Весьма польщен, — сухо ответил он. — Но у Марты не было ни малейшего пристрастия к старцам. Она всегда отдавала предпочтение юности. И пусть прокурор соблаговолит обратить внимание на следующий факт: когда я пришел в «Каролину» в четверг вечером, на мне были галоши Карландера. Если бы я прихватил еще и галоши Манфреда, то мне пришлось бы нести их в руках, о чем уже говорил молодой Турин. А ведь именно галоши Манфреда вы нашли перед окном туалета.
— Но ты мог пойти на хитрость, — сказал я, — и взять галоши Манфреда, чтобы надеть их вечером и тем самым направить полицию по ложному следу. Ты раньше всех вышел из «Альмы», и, кроме тебя, в вестибюле больше не было никого. И тебе вовсе не обязательно было держать галоши в руках: ты мог спрятать их под пальто.
— Разве кто-нибудь жаловался, что остался без галош? — резонно спросил Рамселиус. — Если бы я обворовал кого-нибудь, пострадавший непременно заявил бы во всеуслышание о своей беде.
Я должен был признать, что после следственного эксперимента никто не жаловался на пропажу галош.
— Твое здоровье, Эрнст! — сказал Юхан-Якуб. — И надеюсь, что в следующий раз тебе больше повезет.
Он поднял стакан, я протянул руку, взял свой стакан и тоже поднял его.
— Я хочу обратить внимание прокурора на то, что его брат взял мой стакан, — ехидно сказал Рамселиус.
Я тупо уставился на виски. Юхан-Якуб с заговорщическим видом подмигнул Харальду и улыбнулся.
— Еще один маленький эксперимент, — сказал он, очень довольный. — Эрик пьет одну минеральную воду, так что с ним экспериментировать неинтересно. Поставь стакан туда, где ты его взял!
Я поставил стакан на прежнее место.
— Так вот, это мой стакан, и мне ничего не стоило положить в него яд, — сказал Рамселиус, радуясь как ребенок.
Первый раз в жизни я посмотрел на виски с отвращением. Юхан-Якуб поставил на стол стакан, который держал в руке. Поставил его прямо передо мной. А сам взял второй стакан.
— Представим себе прямую линию, которая берет начало в точке, где сидишь ты, проходит через стакан и пересекает стол, — сказал Рамселиус. — Если я хочу незаметно для посторонних глаз поменяться с тобой стаканами, мне нужно поставить свой стакан за твоим стаканом почти на одной с ним линии или даже перед ним, если он стоит примерно посередине стола. В этом случае я могу без особого риска взять твой стакан вместо своего.
У Харальда был такой вид, будто он уже думал об этом раньше.
— Если я поставлю свой стакан или чашку между твоим стаканом и собой, — продолжал Юхан-Якуб, — под значительным углом к нашей воображаемой прямой линии, то, желая взять твою чашку, я протяну руку совсем не в том направлении, где стоит моя. А это будет выглядеть неестественно и привлечет ненужное внимание присутствующих.
— А ты не подумал еще об одной возможности? — Спросил знакомый голос.
За нами стоял Эрик Берггрен и внимательно следил за экспериментом Рамселиуса.
— О какой? — с интересом спросил Рамселиус.
— Если вы взяли кофейник, — сказал Эрик мрачно, — то вам ничего не стоит бросить в него что-нибудь в тот самый момент, когда вы приподнимаете крышку как бы для того, чтобы узнать, есть ли там еще кофе. И хватит ли его еще на одну чашку, которую вы хотите налить кому-нибудь другому.
— Это вполне возможный вариант, — спокойно согласился Харальд. — Вы так и сделали?
— Нет, этого я не сделал, — ответил Эрик.
Он взял свою минеральную воду и стал пить ее маленькими глотками. Потом снова сел рядом с Харальдом. Мы долго молчали.
Остальные говорили в это время о Германе. Турин страстно защищал его и даже привлек на свою сторону Ульрику Бринкман.
— Зачем было Герману убивать Мэрту именно в «Каролине»? — спрашивала она.
— Может быть, он застал ее там врасплох, когда она пришла на любовное свидание, — сказал Филип Бринкман, сладострастно чмокая губами. — И возможно, она даже призналась в этом. Тогда он впал в неистовство…
Юхан-Якуб немедленно ввязался в этот спор.
— Герман всегда ходит без шляпы, — сказал он. — Вы не помните, тот парень, что бежал из «Каролины», был в шляпе или без шляпы?
Ёста Петерсон нахмурил брови и стал вспоминать. Ульрика Бринкман устремила на Турина свои синие глаза.
— Конечно, он был в шляпе, — сказала она.
— Да, — согласился Турин, — он был в шляпе. Но это ничего не значит. Тот, кто никогда не ходит в шляпе, может надеть ее специально для того, чтобы его не узнали.
Он замолчал, допил грог и стал смотреть в камин. Там горело искусственное электрическое пламя с настоящими багрово-красными отблесками. Но искусственные дрова производили неприятное впечатление. Я повернул голову. Харальда в комнате не было. Очевидно, он вышел в туалет. Поджидая его, я выпил еще стакан грогу. Он стал очень крепким. Я давно уже заметил, что, чем ближе к ночи, тем крепче становится грог.
У всех вдруг пропало желание говорить про убийство. Запальчивость уступила место усталости и безразличию. Юхан-Якуб первым понял, что делать ему здесь больше нечего. Он встал, поблагодарил хозяина за гостеприимство и откланялся. Филип Бринкман решил, что хватит уже предаваться возлияниям.
К тому же он смертельно устал. Его дочь и Турин должны были уехать вместе с ним в такси. Внезапно снова появился Харальд. Он подозвал меня к окну.
— Тебя долго не было, — заметил я.
Он лукаво улыбнулся.
— Я посмотрел, в каком состоянии обувь и галоши хозяина, — ответил он.
— Что-нибудь удалось выяснить?
— Кое-что, — ответил он и продолжал шепотом: — Я нашел тот самый узор на подошве и кнопку. А теперь я пойду. Ты можешь остаться и следить за тем, что здесь произойдет.
Он нашел Хильдинга в передней. Я слышал, как Бринкман приглашал Харальда к ним в такси. Входная дверь захлопнулась, и Хильдинг вернулся к нам. Мы снова уселись перед камином с искусственным пламенем.
В общем мы сваляли дурака, что остались. Разговор не клеился. Но мы настолько устали, что не могли подняться и уйти. Силы покинули нас. Мы просто сидели и изредка перекидывались фразами. Хильдинг поставил несколько старых пластинок.
— У тебя есть Бах? — спросил я.
Мне хотелось бы послушать «Музыкальную жертву».
У него не было Баха. Только джаз. Хильдинг не мог похвастаться тонким музыкальным вкусом.