«Двести фунтов!» — сказала Мадлен. «Я никогда раньше не получала даже близко такой суммы за одну из своих картин».
«Ты заслужил каждую копейку».
«Я не ожидал такого».
«Возможно, тебе следует так и поступить», — лукаво сказала Лидия. «С этого момента отказывайся брать за свою работу что-либо меньшее».
«Я не в том положении, чтобы выдвигать требования».
«Возможно, вам нужно, чтобы я выступил в качестве вашего агента. Я скажу мистеру Фэрбэнку, что ему нужно увеличить свое предложение до тысячи фунтов».
Они расхохотались. Мадлен почувствовала себя прекрасно при мысли о том, что ее поклонник так высоко ее оценил. Знаменитые художники могли запрашивать огромные суммы за свои работы, но она была достаточно реалистична, чтобы понимать, что никогда не сможет достичь таких высот. По сути, она была аутсайдером, молодой художницей, которая сумела найти рынок и которая получала от этого стабильный, хотя и довольно скромный, доход.
«Я бы продолжала рисовать, даже если бы мне за это не платили», — сказала она.
«Если ты займешь такую позицию, — предупредила Лидия, — тебя будут эксплуатировать».
«Да, я полагаю, такая опасность существует».
«Что именно мистер Фэрбэнк попросил вас сделать?»
«Его внимание привлек один конкретный локомотив GWR. Он хочет, чтобы я нарисовал его тянущим поезд на большой скорости по ландшафту. По его словам, мне удается передать в картине больше движения, чем кому-либо из его знакомых».
«Да», — радостно сказала Лидия, — «на этот раз у тебя будет двести фунтов движения». Она встала, чтобы обнять подругу. «О, я так рада за тебя, Мадлен. Это замечательная новость».
'Спасибо.'
«Ты должен поделиться этим со своим отцом».
«О, нет, это было бы большой ошибкой».
'Почему?'
«Я буду красить локомотив Большой Западной железной дороги. Отец не одобрил бы этого, даже если бы мне предложили десять тысяч фунтов».
«Как вы думаете, что бы он сказал о мистере Фэрбэнке?»
«Они никогда не встретятся, Лидия. Я позабочусь об этом. Они живут в разных мирах. Я бы предпочел, чтобы так и оставалось».
Они встретились в назначенном месте и в назначенное время. Сейчас была самая жаркая часть дня, и Лиминг чувствовал себя неуютно. Его огорчало, что Колбек выглядел спокойным, расслабленным и невозмутимым из-за погоды.
«Прежде чем вы меня спросите», — сказал Лиминг, — «мне совсем не везло, пока я не забрел на пляж и не посмотрел кукольное представление. Панч и Джуди всегда заставляют меня смеяться. Моим мальчикам понравилось бы это представление».
«Вы искали человека из плоти и крови, Виктор, а не пару марионеток с бурным браком».
«Я обыскал конюшни и не узнал ничего примечательного. А вы, сэр?»
«У меня был успех, окаймленный неудачей».
«Я слишком устал для загадок», — простонал Лиминг.
«Я совершенно уверен, что нашел конюшню, где убийца нанял одну из лошадей, которых он использовал. Была только одна проблема».
«Что это было?»
«Вернув животное, он уплыл».
«Куда он направлялся?»
«Вот что нам предстоит выяснить».
«Не говорите мне, что этот негодяй уплыл за пределы нашей досягаемости».
«Нет ничего, что было бы для нас недостижимым», — настаивал Колбек. «Если мы сможем узнать, куда он направлялся, мы сможем отправиться за ним».
«Как мы можем получить эту информацию?»
«Мы должны поговорить со всеми в порту, у кого есть судно. У меня есть приблизительное описание человека, которого мы ищем. Он действует под именем Джон Гори. Давайте начнем».
«Это может занять у нас много времени», — сказал Лиминг, вытирая лоб платком. «В гавани полно судов».
«Тогда пора начинать задавать вопросы на набережной. Только на этот раз, — сказал он многозначительно, — не будет возможности сбежать, чтобы посмотреть «Панча и Джуди». Нам нужно поймать убийцу. Подумайте о человеке, которого вы видели лежащим на столе в полицейском морге. Мистер Сварбрик нуждается в нас».
Для человека, столь зависимого от работы, как Эдвард Таллис, вынужденный отдых вскоре стал обузой. Снова оказавшись в Кентербери, он почувствовал беспокойство.
Он пожаловался Уордлоу, что не может там оставаться, потому что Скотланд-Ярд никогда не будет работать эффективно без него. Даже когда ему неоднократно говорили, что комиссар санкционировал его отпуск, он оставался взволнованным. Уордлоу обнаружил, к своему ужасу, что он снова и снова ведет один и тот же разговор со своим другом.