Я к вашим услугам, мадам.
Турвель. Месье, куда вы отлучались сегодня утром?
Вальмон. Гм. Как вам известно, я засветло отправился на охоту.
Турвель. Кого-нибудь подстрелили?
Вальмон. Увы. Большего невезения мне я не припомню со дня моего приезда. К тому же я неважный стрелок.
Турвель. И на кого же вы в этот раз охотились, виконт?
Вальмон. Простите, я не совсем понимаю…
Турвель. Не запирайтесь, месье, я знаю, где вы утром были.
Роземонд. Объясните мне, наконец, что все это значит.
Турвель. Жоржу, моему лакею, случилось утром быть в деревне…
Вальмон. Смею думать, вы не слушаете, о чем сплетничают слуги.
Турвель. Я вижу, месье де Вальмон намерен решительно отмалчиваться, что ж, придется рассказать мне. В деревне живет семья, отец семейства долго болел и оказался не в силах уплатить налоги. Сегодня к ним пожаловал судебный пристав, чтобы увезти их жалкий скарб. Ваш племянник, которые ранее посылал в деревню своего камердинера разузнать, кто особенно бедствует, является в этот самый момент, выплачивает все долги и делает солидное вспомоществование, дабы семья смогла встать на ноги.
Роземонд. Дорогой, это правда?
Вальмон. Я… это был просто… да.
Роземонд поднимается с кресел и раскрывает объятия.
Роземонд. Мой дорогой мальчик, позволь прижать тебя к груди.
Вальмон идет ей навстречу, они обнимаются. Затем Вальмон с сияющей улыбкой и распростертыми руками направляется к Турвель. По лицу последней пробегает гримаса испуга, но делать нечего: Вальмон сжимает ее в объятиях. Наконец, он выпускает ее, и она, побледневшая, завороженно на него смотрит, тогда как он, отвернувшись, смахивает набежавшую слезу.
Это так на тебя похоже: никому ничего не сказать.
В установившейся паузе Турвель подходит к натянутому на раму гобелену и берет иголку с уже вдетой ниткой. Однако у нее так дрожат руки, что она вынуждена воткнуть иголку в игольницу.
Дорогой, завтра мы должны навестить эту семью — вдруг мы сможем еще чем-то помочь.
Турвель. Прекрасная мысль.
Вальмон. Да вы, тетушка, садитесь.
Роземонд. Нет, мне нужно разыскать месье кюре. Это недолго. Пока он не ушел, я непременно должна рассказать ему этот случай, он будет в восторге.
Она суетливо покидает гостиную. И сразу воцаряется долгое молчание. Турвель предпринимает новую, более решительную попытку совладать с гобеленом. Вальмон усаживается напротив, выжидательно наблюдает за ней.
Смеркается. Стремясь овладеть ситуацией, Турвель прерывает затянувшееся молчание.
Турвель. В голове не укладывается. Как человек со столь великодушными порывами может вести такой развратный образ жизни?
Вальмон. Боюсь, что у вас преувеличенное представление как о моем великодушии, так и о моей порочности. Если бы я знал, кому обязан нелестными выражениями в мой адрес, я мог бы защищаться, поскольку я этого не знаю, ограничусь признанием в том, что я слаб.
Турвель. Вы называете милосердие слабостью?
Вальмон. Видите ли, моя ужасная репутация имеет свое оправдание. Я вращался среди людей безнравственных и с легкостью поддавался их влиянию. Моему тщеславию льстило, если удавалось их затмить. И вдруг — вы…
Турвель. Вы хотите сказать, что вы бы этого не сделали…
Вальмон. Без вашего примера, да. Это был не более, чем отраженный луч ваших добродетелей.
Пауза, в продолжение которой Турвель в растерянности оставляет вышивание и, постояв секунду-другую, опускается на краешек шезлонга.
Видите, как я слаб? Дал себе слово, что вы ничего не узнаете, но стоило мне вас увидеть…
Турвель. Месье…
Вальмон. Будьте покойны, мои намерения чисты, у меня и в мыслях нет оскорбить вас. Просто я вас люблю, я вас обожаю.
В одно мгновение он оказывается в другом конце гостиной, падает на колено и берет ее руки в свои.
Умоляю, помогите мне!
Турвель, освободившись, разражается слезами.
Что с вами?