Зёрна остыли. Так же бережно, прислушиваясь к хрусту зёрен, ставших душистыми и хрупкими, Ван-Грониус размолол их в ручной мельнице. Он всегда сам готовил себе кофе. Потом сложил крупно истолчённый коричневый порошок в сотейник с решётчатым дном, затянутым редкой тканью, посолил и осторожно, по капельке, начал проливать сквозь порошок холодную воду. Это был яванский способ приготовления кофе. За двадцать минут в подставленную кастрюльку набралось не больше трёх-четырёх ложек кофейного настоя чудовищной крепости. Ван-Грониус дал жидкости постоять немного в прикрытой кастрюльке. Потом налил себе одну ложку настоя в фарфоровую чашку и заварил крутым кипятком. Кофе был готов.
Ван-Грониус расположился в кресле. Душистый пар поднимался над фарфоровой чашкой. Перед тем как отпить, Ван-Грониус поднял глаза и ещё раз обвёл глазами свои владения: просторную веранду, разовые орхидеи, подвешенные к столбам в половинках скорлупы кокосового ореха, широкое опахало под потолком, цветник перед домом, дальние склады, сушильни, кофейные деревца в цвету. И вдруг Ван-Грониус отставил чашку.
Участок трёхлетних деревьев был пуст. На нём не работал ни один человек. Даже мандуров не было видно.
Ван-Грониус сорвался с кресла. Он спрыгнул со ступенек веранды. Не вызывая никого, он бежал на участок. Он хотел сам узнать, в чём дело.
Кофейные деревца стояли в белом цвету. Ни одной головы не мелькало среди них. Ван-Грониус огляделся.
Густые зелёные заросли близко подходили к южному краю участка. Ван-Грониусу показалось, что он слышит в зарослях голоса.
Он подкрался ближе. Он пробирался сквозь заросли согнувшись, не желая спугнуть людей раньше времени. Ползучий стебель, толстый, как фламандская трубка, ударил его по носу. Ван-Грониус припал к земле.
На тесной полянке в глубине зарослей сидели, собравшись в кружок, все рабочие и работницы с участка. Даже мандуры были здесь. Они сидели на земле, скрестив ноги, и слушали.
«Правда, повстанцы — это бедные, изголодавшиеся люди, а пираты — «почтенные» люди…»
Ван-Грониус шире раздвинул ветви. Это читала Дакунти, работница Дакунти, много лет назад привезённая из Лебака, та самая Дакунти, которая научилась грамоте в доме ассистент-резидента Деккера.
«… Я переведу свою книгу на малайский, яванский, сунданский, баттайский языки…
И во всех странах мира запоют песню с припевом;.
И я научу военным напевам тех мучеников, которым я обещал помочь».
Люди слушали, не смея перевести дыхание. У рабочих были необычный, напряжённые лица.
Ван-Грониус помнил. Точно такие лица были у них совсем недавно, лет шесть назад, перед тем как они сожгли его плантацию и ушли бунтовать. И раньше, давно, когда он был ещё совсем молод, когда Дипо Негоро вёл их против голландских солдат. Ван-Грониус помнил, как горели тогда какаовые и кофейные посадки на много миль кругом, как крестьяне всю землю внутренней Явы объявили своей и защищали её упорнее, чем собственную жизнь.
«И это будет ещё и ещё, — с ужасом думал Ван-Грониус. — Что делать с ними? Как их усмирить?». Он подбирал людей, вооружал мандуров, заковывал в цепи недовольных, требовал солдат из Батавии. Всё равно они бунтовали. Сейчас на плантации оставались, кроме надсмотрщиков, почти одни только женщины и смирные дети, — и всё равно покоя не будет. Они будут бунтовать. Самая кровь этого народа загоралась, как порох, от новых притеснений. Не только в людях, в самой земле здесь точно таилась угроза, — в плодородной красноватой земле Явы, словно окрашенной кровью её несчастных крестьян…
«Они не смирятся, — думал Ван-Грониус. — Они не смолчат».
Ван-Грониус выпустил ветви из рук. Он пополз назад. Сила этих слов точно выталкивала его отсюда.
На участке он выпрямился и осмотрелся вокруг.
Всё было тихо. Деревья стояли в цвету. Просторный дом Ван-Грониуса, прочной голландской стройки, дремал под высокой крышей. Белый пар от солнца поднимался над цветником.
«… И я научу военным напевам тех мучеников, которым я обещал помочь», — вспомнил Ван-Грониус и вдруг почувствовал, что под его плантацию, под цветники, под белый дом голландской стройки подложили заряд динамита.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Сигнал Селимгура не был последним салютом восставших. Повстанцы уходили из Дели полные решимости продолжать борьбу. Вспыхивали пожары на плантациях, взлетали на воздух склады и мосты. Страна ещё в течение двух лет озарялась огнём восстания. Борьба перекинулась в Ауд, охватила Центральную Индию. На смену павшим против колонизаторов вставали новые бойцы. С помощью больших вооружённых соединений англичане смогли нанести поражение восставшим, но борьба не окончилась. Гнев и ненависть хранили индийские сёла и кварталы Калькутты, вновь завоёванные, но не покорившиеся. Индиец склонял голову перед саибом, но ненавистью горели его глаза. Он выжидал и собирал силы. Он верил в окончательную победу народа.