Из Пенджаба, отряд за отрядом, прибывали сикхи на своих добрых конях. Пехота из Кашмира, конники из Белуджистана, — многоплеменный лагерь за Хребтом всё шире раскидывал палатки. По ночам огненный круг костров охватывал уже почти всю равнину за холмами. Всё злее становилась канонада, вылазки сипаев из крепости всё чаще и кровопролитнее.
Глава тридцать вторая
ПЯТЬСОТ РУПИЙ ЗА ГОЛОВУ ПАНДИ
В большом дворе резиденции, у фонтана, на исходе ночи, Инсур допрашивал пленных.
Их было много после большой ночной вылазки за стены города. К фонтану, неуверенно ступая, вышел раненный в руку солдат-индус. Он смущенно глядел на Инсура, ожидая вопросов.
— Полк? — спросил Инсур.
— Семьдесят четвертый, — ответил пленник. — Пенджабской пехоты.
— Давно у саибов?
— Всего несколько недель. Пригнали из Лагора.
Инсур оглядел пленника. Молод, очень молод и очень истощен, — должно быть, только недавно взят из деревни.
Темный провал, похожий на синий трехлепестковый лотос, — след пендзинской язвы, — уродовал щеку человека.
Он стоял, бледный, не поднимая взгляда.
— Как же ты пошел против своих? — в упор спросил Инсур.
Сипай задрожал.
— Офицеры грозили нам! Пистолет в спину, и гнали вперед. «Пускай идут в бой первыми! — кричали, — под пули, против своих же панди».
— Что? — спросил Инсур.
— Против своих же панди!..
— Да! Да! Они всех восставших сипаев называют «панди», — подхватили другие.
— Саибы говорят, — несмело продолжал первый пленный, — что здесь, в Дели, скрывается первый Панди, из первого восставшего полка, и будто бы этот Панди не человек, а дьявол.
— Вот как? — сказал Инсур.
— Да, да, саибы говорят: он большой и страшный дьявол или оборотень, со стальными зубами… и будто бы его петля не берет. Так что повесить его невозможно.
— Его можно только расстрелять из пушки!
— Ходсон-саиб прискакал в лагерь, — сказал другой пленник. — Он объявил большую награду тому, кто поймает этого Панди и приведет к нему живого.
— Пятьсот серебряных рупий!..
— Ого!.. — Инсур усмехнулся. — Дорого же они ценят этого Панди.
— Они очень злы на него.
— На всех панди злы саибы!
— Им никак не пробить ваши крепкие стены.
— Людей у них теперь много, а больших пушек нет.
— Они ждут сильных пушек из Пенджаба. Вся надежда саибов на эти пушки.
— Большой поезд осадных орудий скоро придет из Лагора, — торопился досказать первый пленный. «Вот когда, — говорят саибы, — мы пробьем наконец брешь в высоких стенах Дели и пойдем штурмом на город».
Тень легла на лицо Инсура.
— Так, — сказал Инсур. — Важные новости. — Он помолчал. — Можешь идти. В нашем лазарете тебе перевяжут руку.
Пленник побрел на террасу, поддерживая здоровой правой раненую левую руку.
«Значит, здесь не убивают пленных? — думал он. — А саибы говорили нам, что панди закалывают всех, без разбора».
Он вошел в лазарет. Женщина, повязанная белым, потушила бронзовый светильник — уже рассвело — и указала раненому койку.
«Значит, здесь не только не убивают пленных, а даже лечат? — продолжал удивляться раненый. — Зачем же нам лгали саибы?»
Там, в лагере англичан, раненые из туземной пехоты по много дней валялись на голой земле, без навеса, под солнцем, и никто не оказывал им помощи.
Индус-санитар принес корпию, бинты, приготовил мазь.
— Сейчас придет наш хаким, он тебя перевяжет.
«Хаким»? — пленный ожидал увидеть арабского ученого лекаря с седой бородой, в хитро повязанной чалме.
В зал вошел маленький сухой темнолицый человек с синими глазами европейца.
— Ты тоже пленный? — удивленно спросил сипай.
Хаким не отвечал.
— Покажи рану, — сказал Макферней.
Он ловко отодрал присохший рукав, разрезал ткань, омыл рану и уверенно начал накладывать повязку.
— А это что? — строго спросил хаким. Он увидел вздувшиеся темно-лиловые полосы на шее сипая и присохши гной.
— Избили, — неохотно ответил сипай.
— Зачем загноил? Зачем раньше не пришел? — рассердился Макферней.
— Это еще там. У них… — Сипай показал в сторону британского лагеря.
Макферней достал пузырек и протер загноившиеся рубцы раствором лекарства.