– Алло?
– Я закончил компьютерную развертку, – сказал Герхард. – Только что. Ты была права. Бенсон вошел в цикл обучения со своим имплантированным компьютером. Стимуляции в точности ложатся на параболу проекции.
– Потрясающе! – сказала Росс. Она взглянула на Эллиса, потом перевела взгляд на Морриса и полицейского. Они терпеливо ждали.
– Все именно так, как ты и сказала, – продолжал Герхард. – Бенсону явно понравился электрошок. Он стимулировал припадки все чаще и чаще. Изгиб параболы постепенно становится все круче и круче.
– Когда он сорвется?
– Скоро. Если предположить, что он не нарушит цикл – а это маловероятно, – то с шести часов четырех минут утра он будет получать практически непрерывные стимуляции.
– Эта проекция подтверждена? – спросила она, нахмурившись, и взглянула на часы. Уже половина первого ночи.
– Да. Непрерывные стимуляции должны начаться в шесть часов четыре минуты утра.
– О'кей! – Росс повесила трубку и обвела взглядом присутствующих. – Бенсон попал в прогрессирующий цикл обучения со своим компьютером. Он запрограммирован на срыв сегодня в шесть утра.
– Боже! – Эллис взглянул на стенные часы. – Менее чем через шесть часов.
Моррис, отложив телефонную книгу, говорил со справочной.
– …Тогда попробуйте поискать в Западном Лос-Анджелесе. – И после паузы добавил:
– А в списке новых абонентов?
Полицейский перестал делать пометки в книжке и сидел с озадаченным видом.
– Что-то должно произойти после шести утра?
– Похоже на то, – ответила Росс.
Эллис нервно затянулся сигаретой.
– Ну вот, после двух лет воздержания – снова закурил! – мрачно заявил он и аккуратно загасил сигарету в пепельнице. – Макферсону сообщили?
– Ему должны были позвонить.
– Проверьте номера, не фигурирующие в книге, – продолжал Моррис свой диалог со справочной службой. – Я доктор Моррис из Университетской больницы. Дело очень серьезное. Нам необходимо найти Анджелу Блэк. И если… – он свирепо бросил трубку. – Сука!
– Без успеха?
Он кивнул.
– Но нам даже неизвестно, точно ли Бенсон звонил этой девушке, – сказал Эллис. – Он же мог позвонить еще кому-то.
– Кому бы он ни звонил, этот человек через несколько часов может оказаться в большой беде, – сказала Росс. Она раскрыла историю болезни Бенсона. – Время у нас пока есть. Так что давайте займемся делом.
2
На фривее образовалась пробка. Этот фривей всегда заполнен автомобилями – даже в час ночи в пятницу. Она вглядывалась в вереницу красных огней впереди, которая извивалась на много миль, точно рассвирепевшая змея. Сколько же людей! И куда они устремляются в столь поздний – или ранний – час?
Джанет Росс вообще-то нравилось ездить по фривеям. Она довольно часто возвращалась домой из клиники поздно вечером, а то и под утро, и проносилась мимо зеленых щитов – указателей, миновала паутину дорожных развязок, эстакад и туннелей, наслаждаясь скоростью и чувствуя себя великолепно – свободной, вольной. Она выросла в Калифорнии и с детства помнила первое впечатление от фривеев. Система скоростных шоссе развивалась по мере ее взросления, и ее не пугали эти бетонные лабиринты. Они были частью окружающего пейзажа. Быстро! Здорово!
Автомобиль – неотъемлемый элемент образа жизни в Лос-Анджелесе – городе, в большей мере, чем прочие города мира, зависящем от технологического прогресса. Лос-Анджелес просто не выжил бы без автомобиля, как не смог бы выжить без воды, поступающей по трубопроводам, которые растянулись на сотни миль отсюда, и как не смог бы выжить без внедрения новейших градостроительных технологий. Все это было фактом существования гигантского города-муравейника, и так оно было с самого начала века.
Но в последние годы Джанет начала осознавать неуловимое психологическое воздействие жизни в автомобиле. В Лос-Анджелесе не было открытых кафе, потому что тут мало кто передвигался пешком: здесь уличное кафе, где можно сидеть и глазеть на спешащих мимо людей, было мобильным. «Кафе» менялось на каждом новом светофоре, когда поток машин и людей останавливался на несколько мгновений, люди переглядывались и снова мчались вперед. И было нечто нечеловеческое в этой жизни внутри кокона из стекла и нержавеющей стали с кондиционером, стереофоническим магнитофоном, бортовой электросистемой – в полной изоляции от внешнего мира. Такое существование подавляло глубинную человеческую потребность к объединению, к сплочению, потребность видеть и быть увиденным.
Психиатры даже говорили о развитии у местных жителей деперсонализационного синдрома. Лос-Анджелес был пристанищем недавних эмигрантов, а потому чужаков: и автомобили сохраняли их статус чужаков друг для друга. В городе было очень немного социальных институтов, способствующих сближению его жителей. Практически тут никто не ходил в церковь, а кружки по интересам мало кого удовлетворяли. Люди становились одинокими, они жаловались на свою оторванность друг от друга, разобщенность, на отсутствие друзей, на разлуку с родителями. Часто у них развивались суицидальные настроения – и обычным инструментом самоубийства был все тот же автомобиль. Полиция, сообщая о таких случаях, пользовалась эвфемизмом «автокатастрофа с фатальным исходом». Будущая жертва выбирала для себя надежную эстакаду и взлетала на нее на скорости восемьдесят-девяносто миль в час – нога вжимает акселератор до отказа… Иногда на то, чтобы вытащить тело из-под обломков, уходило много часов…