* * *
По-видимому (в историю? в планету?), влит определенный % пошлости, который не подлежит умалению. Ну, - пройдет демократическая пошлость и настанет аристократическая. О, как она ужасна, еще ужаснее!! И пройдет позитивная пошлость, и настанет христианская. О, как она чудовищна!!! Эти хроменькие-то, это убогонькие-то, с глазами гиен... О! О! О! О!.. "По-христиански" заплачут. Ой! Ой! Ой! Ой!..
________________ (на ходу).
1 "О древней культуре тарентийцев"* (лат.).
* * *
Далеко-далеко мерцает определение: - Да, он, конечно не мог бы быть Дегаевым; но "пути его были неведомы" - и Судейкиным он очень мог бы быть...
По крайней мере, никто в литературе не представляется таким "естественным Судейкиным", с страшным честолюбием, жаждой охвата власти, блестящим талантом и "большим служебным положением".
(И. Михайловский).
* * *
"Встань, спящий"...* Я бы взял другое заглавие: "Пробудись, бессовестный".
(заглавие журнала 1905г. Ионы Брихинчева).
* * *
- Байрон был свободен, - неужели же не буду свободен я?! - кричит Арцыбашев.
- Ибо ведь я печатаюсь теми же свинцовыми буквами! Да, в свинцовых буквах все и дело. Отвоевали свободу не душе, не уму, но свинцу.
Но ведь, господа, может прийти Некто, кто скажет:
- Свинцовые пули. И даже с Гуттенберговой литерой N(apoleon)... - как видел я это огромное N на французских пушках вкруг арсенала в Москве.
(июнь).
* * *
До тех пор, пока вы не подчинитесь школе и покорно дадите ей переделать себя в не годного никуда человека, до тех пор вас никуда не пустят, никуда не примут, не дадут никакого места и не допустят ни до какой работы.
(история русских училищ).
* * *
Нет хорошего лица, если в нем в то же время нет "чего-то некрасивого". Таков удел земли, в противоположность небесному - что "мы все с чем-то неприятным". Там - веснушка, там - прыщик, тут - подпухла сальная железка. Совершенство - на небесах и в мраморе. В небесах оно безукоризненно, п. ч. правдиво, а в мраморе уже возбуждает сомнение, и мне, по крайней мере, не нравится. Обращаясь "сюда", замечу, что хотя заглавия, восстановленные мною "из прежнего" - хуже (некрасивее) тех, какие придал (в своих изданиях)* П. П. Перцов некоторым моим статьям, но они натуральные в отношении fnoeo настроения духа, с каким писались в то время. Эти запутанные заглавия, плетью, - выразили то "заплетенное", смутное, колеблющееся и вместе порывистое и торопливое состояние ума и души, с каким я вторично выступил в литературу в 1889 году*, - после неудачи с книгою "О понимании" (1886 г.)Вообще заглавия - всегда органическая часть статьи. Это - тема, которую себе написывает автор, садясь за статью; и если читателю кажется, что это заглавие неудачно или неточно, то опять характерно, как он эту тему теряет в течение статьи. Все это - несовершенства, но которые не должны исчезнуть. (обдумываю Перцовские издания своих статей; и что ему может показаться печальным, что при втором издании я восстановил свои менее изящные, "долговязые" заглавия. Они характерны и нужны).
* * *
У нас Polizien-Revolution1; куда же тут присосались студенты.
А так бедные бегают и бегают. Как таракашки в горячем горшке.
1 Полицейская революция (нем.).
* * *
Этот поп на пропаганде христианских рабочих людей зарабатывал по нескольку десятков тысяч рублей в год. И квартира его - всегда целый этаж (для бессемейной семьи, без домочадцев) - стоила 2-3 тысячи в год. Она вся бьша уставлена тропическими растениями, а стены завешаны дорогими коврами. Везде, на столах, на стенах, "собственный портрет", - en face, в 3/4, в профиль... с лицом "вдохновенным" и глазами, устремленными "вперед" и "ввысь"... Совсем "как Он" ("Учитель" мой и наш)... Сам он, впрочем, ходил в бедной рясе, суровым, большим шагом, и не флиртировал. За это он мне показался чуть не "Jean Chrisostome"*, как его вывел Алексей Толстой.
К земным утехам нет участья,
И взор в грядущее гладит...
Можно же быть такой телятиной, чтобы "Повесть о капитане Копейкине" счесть за "Историю Наполеона Бонапарте".
(из жизни).
________________________
* * *
Что это было бы за Государство "с историческим призванием", если б оно не могло справиться с какою-то революци-ешкой; куда же бы ему "бороться с тевтонами" etc., если бы оно не справлялось с шумом улиц, говором общества и нервами "высших женских курсов".
И оно превратило ее в Polizien-Revolution, "в свое явление": положило в карман и выбросило за забор как сифилитического неудачного ребенка.
Вот и все. Вся "история" ее от Герцена до "Московского вооруженного восстания", где уже бьшо больше полицейских, чем революционеров, и где вообще полицейские рядились в рабочие блузы, как и в свою очередь и со своей стороны революционеры рядились в полицейские мундиры (взрыв дачи Столыпина, убийство Сипягина)*.
"Ряженая революция": и она кончилась. Только с окончанием революции, чистосердечным и всеобщим с нею распрощанием, - можно подумать о прогрессе, о здоровье, о работе "вперед".
Эта "глиста" все истощила, все сожрала в кишках России. Ее и надо бьшо убить. Просто убить.
"Верю в Царя Самодержавного": до этого ни шагу "вперед".
(за другими занятиями).
* * *
Когда Надежда Романовна уже умирала*, то все просила мужа не ставить ей другого памятника, кроме деревянного креста. Непременно - только дерево и только крест. Это - христианка.
Не только - "почти ничего" (дерево, ценность), но и - временное (сгниет).
И потом - ничего. Ужасное молчание. Небытие. В этом и выражается христианское - "я и никогда не жила для земли".
Христианское сердце и выражается в этом. "Я не только не хочу работать для земли, но и не хочу, чтобы земля меня помнила". Ужасно... Но и что-то величественное и могущественное.
Надежда Романовна вся была прекрасна. Вполне прекрасна. В ней бьшо что-то трансцендентное.
* * *
- Может быть, мы сядем в трамвай: он, кажется, сейчас трогается...
- Ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха!
- Он и довезет нас до Знаменской...
- Ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха!
(опыты).
Да жидов оттого и колотят, что они - бабы, как русские мужики своих баб. Жиды - не они, а оне. Лапсердаки их суть бабьи капоты: а на такого кулак сам лезет. Сказано - "будешь биен", "язвлен будешь". Тут - не экономика, а мистика; и жиды почти притворяются, что сердятся на это.
(выпустил из коррект. "Уедин.").
* * *
"Разврат" есть слово, которому нет соответствующего предмета. Им обозначена груда явлений, которых человечество не могло понять. В дурной час ему приснился дурной сон, будто все эти явления, - на самом деле подобные грибам, водорослям и корням в природе, - суть "дурные", уже как "скрываемые" (мысль младенца Соловьева в "Оправдании добра"); и оно занесло их сюда, без дальних счетов и всякого разумения.
(Эйдкунен- Берлин, вагон).
* * *
Раза три в жизни я наблюдал (издали, не вблизи) или слышал рассказ о матерях, сводничающих своих замужних дочерей. Точно они бросают стадо к... на нее как с... Никогда не "прилаживают к одному", не стараются устроить "уют", хотя бы на почве измены.
Вся картина какого-то "поля" и "рысканья". Удивительно.
Еще поразительнее, что таких жен, все зная о них, глубоко любят их мужья. Плачут и любят. Любят до обожания. А жены, как и тещи, питают почти отвращение к несчастному мужу. Тут еще большая метафизика. Между прочим, такова была знаменитая Фаустина senior, жена Антонина Благочестивого. Она сходилась даже с простолюдинами. А муж, когда она умерла, воздал ей божеские почести (divinatio) и воздвиг ее имени, чести и благочестию храм.
На монетах лицо ее - властительное, гордое. На темени она несет маленькую жемчужную корону (клубочком). По-видимому, хороша собой, во всяком случае "видная". Лицо Антонина Пия - нежное, "задумчивое", отчетливо женственное.
Он - родоначальник добродетелей и философии.
Я знавал двух славянофилов, испытавших эту судьбу. Комично, что один из них водил своего старшего сына (конечно, не от себя) смотреть памятник Минина и Пожарского, и все объяснял ему "русскую историю".