После двух дней, проведённых в снежной пустыне, избушка показалась мне настоящим дворцом. Внутри неё было сухо, проконопаченные брёвна не пропускали ветер, оконное стекло было целым и невредимым. Внутреннее убранство помещения состояло из печки-«буржуйки», стола с двумя лавками да нехитрой кухонной утвари, состоящей из алюминиевого армейского чайника с ржавой эмалированной кастрюлей да висевшего над столом старого армейского рюкзака.
Замёрзшими дрожащими пальцами я развязал затянутые лямки, и о, Боже, я сразу увидел на самом верху предусмотрительно кем-то завёрнутый в полиэтиленовый пакет обыкновенный коробок спичек, и через несколько минут избушку наполнил треск разгорающихся дров. Вскоре от печки потянуло приятным теплом, а воздух наполнился запахом смолистой хвои. Продолжив исследование содержимого рюкзака, я обнаружил там льняной мешок с сухарями чёрного хлеба, два пакета перловой крупы, килограммовый кусок сала, шесть свечей, блокнот для записей с химическим карандашом, ракетницу с тремя патронами и десять хвостов сушёной рыбы. Позже под потолком я нашёл подвешенные охотничьи лыжи с сыромятным креплением, и там же лежал аккуратно завёрнутый в холстину небольшой, но острый топорик. При виде всего этого богатства меня начало переполнять чувство огромной благодарности к незнакомым мне людям, которые, соблюдая старый таёжный обычай, оставили эту небольшую посылку…
Сегодня утром я вышел на снег, чтобы испытать найденные лыжи. Они прекрасно держат мой вес, и я совсем не проваливаюсь. В качестве предупредительной меры сходил на них к месту моей первой ночёвки, чтобы оставить там записку о том, что я перебрался на зимовье. Возвращаясь назад через два часа, я увидел в ста метрах от избушки цепочку звериных следов, обходящих дом на почтительном расстоянии. Следы уходили в сторону леса и терялись среди ближайших деревьев. Не будучи охотником, я не смог определить, кто это был, но было видно, что зверь большой и тяжёлый, поскольку при передвижении проваливался в снег по самое брюхо. Значит, я здесь не один…
…Вечером, сидя в натопленной избе, я держал перед собою «военный совет» на предмет того, что мне следует предпринять дальше. Первое, что пришло мне на ум, надо немедленно прекратить дальнейшее путешествие. Отсутствие снаряжения, продуктов питания и радиостанции делали нереальным и опасным любое продвижение по маршруту. Оставалось только радоваться, что во время урагана я остался жив, и молить Бога, что я вышел на это зимовье. Имея крышу над головой и небольшой запас провизии, можно было продержаться здесь несколько месяцев. С другой стороны, у меня возникли ничем необоснованные опасения, что за мной никто не прилетит, и здесь можно застрять до самого лета. Да и то, если в эти края нагрянут охотники или рыболовы. Но то, что они здесь появятся, ещё не факт. Эти опасения появились у меня после того, как по происшествию четырёх суток за мной никто не прилетел, а это могло произойти только в одном случае, если вертолёт Селина не долетел до места назначения, и он никому не сообщил координаты моей высадки. В противном случае меня бы давно уже нашли. Следовательно, напрашивался вывод, что в настоящее время абсолютно никто не знает, где я нахожусь, и поиски меня могут затянуться до бесконечности. Поэтому оставаться здесь и тупо «ждать у моря погоды» тоже не имеет смысла. Имея в наличие лыжи и целый мешок съестного, можно попробовать рискнуть и попробовать пройти какие-то там двести километров. Тем более, что Балашов знает примерные координаты Карпихи и, значит, он будет искать меня именно там. Так что вопреки здравому смыслу мне надо выдвигаться в путь, пока не наступила весна, пока реки и озёра покрыты льдом, и у меня ещё есть силы пройти этот маршрут. Правда, остаётся один, но, наверное, самый главный вопрос, в каком направлении и куда мне надо идти?
…Ночью мне снился сон. «Я плыву по бурному морю в маленькой лодке, гребя вёслами против ветра. Окончательно выбившись из сил, я бросаю вёсла, отдаваясь на милость волнам в надежде на то, что течение вынесет меня к берегу. И как только я принимаю такое решение, то сразу же замечаю на горизонте луч маяка, который посылает мне световые сигналы, благодаря которым я получаю долгожданное спасение. А там, на берегу, я опять вижу избу с людьми, и Татьяна машет мне рукой, зовя к себе…»