До известной степени связь Гитлера и Муссолини коренилась в некой ностальгии и исторических прецедентах. В период так называемого Kampfzeit (времени борьбы) фашистская революция дуче произвела сильное впечатление на Гитлера. То были ранние годы его собственной борьбы за власть, когда перспективы политического успеха еще были весьма слабыми. Гитлер считал Муссолини политическим первопроходцем и в течение его восхождения к вершинам власти делал частые комментарии по поводу важности возглавляемого дуче движения. В некотором смысле Гитлер считал себя обязанным Муссолини.
«Было бы неразумно утверждать, будто события в Италии не оказали на нас влияния, — заметил он в одном из разговоров со своим ближайшим окружением в июле 1941 года. — Наверно, коричневая рубашка никогда бы не появилась, не будь до нее рубашки черной. Марш на Рим в 1922 году — одно из ключевых событий истории. Тот факт, что он имел место, более того, что он имел успех, подтолкнул к действиям и нас». По словам фюрера, восхождение Муссолини к вершинам власти было сродни «героическому эпосу». В другой раз Гитлер произнес следующее: «Всякий раз, когда я думаю об этом, у меня становится тепло на сердце».
То, что Муссолини одержал в Италии победу над коммунистами, также согревало Гитлеру душу. «Мы должны быть благодарны дуче за то, что он очистил Европу от этой заразы, — заявил Гитлер в 1941 году, вскоре после начала операции „Барбаросса“, когда военная мощь Германии была брошена против Советской России. — Мы не имеем права забывать о той услуге, которую он оказал нам. Муссолини — крупномасштабная фигура. Место в истории ему уже уготовано». Дуче начинал свою политическую карьеру как социалист, хотя затем под давлением обстоятельств и отошел от социализма. Впрочем, Гитлер был готов простить ему это прегрешение.
В глазах фюрера Муссолини был своего рода экзотической птицей — мировым лидером его собственного уровня. Для Гитлера дуче был «тем единственным, с кем он мог говорить, как с равным, — пишет историк Денис Марк Смит, — и, возможно, по этой причине, тем едва ли не единственным человеком, к кому он питал симпатию». Иными словами, Гитлер воспринимал дуче как еще одного ницшеанского Сверхчеловека. «Довольно любопытно: Муссолини, обладавший гораздо более скромными ресурсами, был единственным, кого Гитлер считал равным себе, — пишет историк А.Дж. Тейлор, — и тем единственным, кого Гитлер воспринимал серьезно».
Гитлер с его тенденцией романтизировать классический мир полагал, что личность дуче — это своеобразный мост между посредственной современной Италией и былой славой Великого Рима. «Когда мы гуляли вместе с ним по садам виллы Боргезе, — признался как-то раз Гитлер кому-то из своего близкого окружения, — я сравнил его профиль с профилем римского бюста, и мне стало ясно, что передо мной один из цезарей. Нет никакого сомнения в том, что Муссолини — наследник великих мужей древности». Что касается итальянского фашизма, то в глазах фюрера это было «спонтанное возвращение к традициям Древнего Рима».
Тем не менее в чувствах, которые фюрер питал по отношению к дуче, всегда присутствовал некий элемент воображения, который затмевал собой политический расчет и повергал окружающих в недоумение. «Фюрер просто обожает моего мужа, — заметила однажды Ракель Муссолини и была недалека от истины. — Когда он разговаривал о Бенито, будь то со своими сторонниками или сторонниками дуче, в его глаза блестели слезы. Чиано заметил это во время разговора. Мой муж это тоже заметил. По его словам, фюрер был готов расплакаться, когда покидал Италию после своего визита в мае 1938 года». Порой эта странная слезливость Гитлера ставила в неловкое положение даже самого Муссолини. «Этот человек — невротик, — пожаловался дуче одному из своих министров во время встречи глав „оси“ в 1941 году после очередной неудачной военной авантюры Италии. — Когда он сказал мне, что никто не разделяет моих страданий столь же глубоко, как и он, в его глазах блеснули слезы. По-моему, это явное преувеличение».
Тем не менее симпатии к Муссолини не мешали Гитлеру отдавать себе отчет в том, что для Германии союз с Италией скорее бремя, нежели выгода. «Государства „оси“ должны понять очевидный факт, что они вынуждены тащить на себе Италию», — заявил Гитлер в мае 1943 года, за несколько месяцев до низложения дуче. В последние месяцы жизни Гитлер даже проникся убеждением, что союз с Италией ускорил крушение Третьего рейха.