— Тысяча — шагов — от гроба — царя — дверь к познанию — вода — Имхотеп.
Будто совершив огромное усилие, Хартфилд уронил голову на подушку. Дыхание его стало ровным и спокойным. Он заснул.
— Думаю, — заметил Омар, глядя на свои записи, — Хартфилд рассказал нам больше, чем хотел.
Он сбежал в холл отеля, нашел Нагиба и барона сидящими у стойки бара и, не говоря ни слова, положил листок с записями перед ними.
— Что это значит? — осведомился фон Ностиц.
— Я записывал все, что говорил Хартфилд в бреду. Вот здесь самое любопытное. Почему-то он произнес это по-арабски.
— В тысяче шагов от гроба царя? — Барон задумался.
— Тысяча шагов в каком направлении? На юг, на север, на восток, на запад? — вставил Нагиб.
Все трое переглянулись.
— По крайней мере, — ответил барон, — мы теперь знаем, что гробница Имхотепа находится в тысяче шагов от пирамиды Джосера. Если бы мы знали длину шага, то могли бы очертить окружность, на которой следует искать вход.
— Сообщение расстояния в шагах соответствует точной мере египтян, — ответил Нагиб. — Один шаг равняется двум длинам ступни, то есть 66 сантиметрам. Если считать от центра пирамиды, радиус окружности составляет 660 метров.
— Фантастика! — Глаза барона загорелись, как это происходило каждый раз, лишь только речь заходила об Имхотепе. Фон Ностиц был убежден, что он подобрался близко к цели. Для него все предприятие только что вступило в новую фазу, и ни предупреждения, ни угрозы, и уж никак не неуверенность в том, что их ожидало, не могли заставить его отказаться от задуманного. Это была тоска по необычному — иначе нельзя было определить его настрой, — которая нападает на каждого человека хотя бы раз в жизни, выступая в разных формах и которую большинство вытесняет в подсознание.
Таким образом, становится понятно, почему уже на следующий день барон уговорил Омара и Нагиба отправиться в Саккару. Халима осталась с профессором.
То, что поначалу казалось точным с точки зрения географии указанием, на местности оказалось расплывчатым намеком. Окружность была длиной в несколько километров, а измерить что — либо было невероятно трудно по причине холмистой местности. Они пользовались стометровой веревкой, которую натягивали шесть с половиной раз, начав с западного направления, где находился наименее исследованный регион. Они не взяли с собой никаких специальных инструментов, надеясь обнаружить каменный вал, упоминаемый на плите из Рашида и через несколько часов работы под палящим солнцем все были абсолютно вымотаны. При этом они не исследовали и тридцатой части окружности. Омар и Нагиб были разочарованы, и лишь фон Ностиц работал с упорством помешанного.
В отеле «Мена Хаус» тем временем Халима пыталась снизить жар профессора, прикладывая к его лбу и груди мокрые полотенца. Судороги были настолько сильны, что она боялась, что Хартфилд может не вынести одной из них. Она была близка к тому, чтобы, несмотря на указания барона, вызвать врача.
Когда около полудня Хартфилд ненадолго пришел в себя, он потребовал холодной воды с уксусом, которую использовали монахи Сиди Салима, чтобы облегчить приступы. После этого он стал спокойнее.
— Ты добра ко мне, — сказал Хартфилд, — как тебя зовут?
— Халима.
— Как я могу отблагодарить тебя?
— Не стоит, — ответила она, погладив руку профессора.
— Где остальные? Где остальные? — повторил Хартфилд, заметив, что Халима не хочет отвечать.
Ей не хотелось излишне беспокоить его своим ответом. Но, заметив его настойчивость, правдиво ответила:
— Они поехали в Саккару.
— Как можно быть такими глупцами. Они никогда не найдут Имхотепа…
— Во время бреда вы говорили…
Хартфилд приподнялся.
— Бог мой, — пробормотал он по-английски, затем продолжил по-арабски: «Что я говорил?»
— Вы сказали, что Имхотеп находится в тысяче шагов от ступенчатой пирамиды, не дальше. Теперь они там все измеряют, надеясь так найти его гробницу.
— Этого нельзя делать! — воскликнул Хартфилд возбужденно. — Ты должна остановить их!
— Я не могу сделать этого. Фон Ностиц будто одержим, никто не в силах сдержать его. А Омар и Нагиб подчиняются его приказам.
— Хочешь, чтобы с ними произошло то же, что и со мной, Халима?
Халима вопросительно посмотрела на профессора. Что он мог иметь в виду?
— Моя жизнь потрачена зря, — начал Хартфилд. — Все впустую, потому что я слишком многого захотел.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, профессор.
— Слушай, до сих пор науку сдерживают границы знания, перешагнуть которые не дает вера. Я хочу сказать, что есть вещи, которые человек в силах узнать, и все же это неразумно. Потому что они превосходят рамки его разума. Человек, верящий в Бога, постарается уменьшить риск Но высокомерие — одна из древнейших черт человеческого характера. Уже в Ветхом Завете повествовалось о том, как люди пытались сравняться с Богом. Но Бог наказал их. Имхотеп был таким человеком. Способности, которыми его одарили боги, позволяли ему вершить то, что не дано простому человеку. Имхотеп попытался осуществить то, о чем сотни лет мечтали древние египтяне — научиться сохранять не человеческую душу, а Ка, жизненную силу, в теле. Выражаясь яснее, он искал некую форму бессмертия, вечной жизни. Он открыл тайное средство — бактерию, вирус, можно называть это как угодно. Знания древних египтян в этой области были более обширными, чем это предполагается сейчас…