— Я… — Мариам виновато опустила взгляд. — Я переживала.
Она сглотнула. Отрывисто и как-то тихо продолжила:
— Прости… Я не думала…
— Все в порядке, — сказал я с улыбкой.
Мариам робко подняла на меня глаза. А потом столь же робко улыбнулась.
Девушке понадобилось некоторое время, чтобы приготовить какой-то травяной отвар. С трудом я заставил Хана сесть. Пока я держал Хана, Мариам резала ему ботинок на раненой ноге ножницами для стрижки овец. Стоит отдать должное Тарику. Он не издал ни звука.
Как я и предполагал, я отстрелил ему большой палец.
— Ты поведешь его прямо так? Без оружия? — Спросила Мариам, когда грубо, наспех забинтовала Тарику раненую ногу.
К чести Мариам, при виде страшной раны Хана девушка даже не поморщилась. Она работала торопливо, но рука ее была крепка.
— Это был последний патрон, — ответил я.
Тогда Мариам вдруг обернулась и глянула на старинную винтовку, висевшую на стене. Винтовку ее отца.
Я проследил за взглядом девушки.
Раньше я особо не рассматривал винтовку. Всмотрелся только сейчас. Сложно было сказать наверняка, но мне показалось, что оружие было ничем иным, как винтовкой Мартини-Генри. Это было старинное, архаичное оружие. Винтовка была однозарядная. А еще казнозарядная. И стояла на вооружении английской пехоты еще во второй половине девятнадцатого века.
Видимо, этот древний экземпляр остался здесь, в Афганистане еще со времен англо-афганских войн. А точнее второй англо-афганской.
— Это оружие принадлежит Абдуле, — сказал я.
Мариам кивнула.
— Она хоть стреляет?
Снова кивок.
— Да. У отца даже есть патроны.
Мариам быстро затянула на ноге Тарика Хана очередной узелок. А потом поднялась и убежала в другую комнату.
Хан, услышав ее шаги, заволновался. Я тут же отвесил ему затрещину. Сказал:
— Тихо ты. Сиди спокойно. Итак последнюю перевязку на тебя, суку такую, потратил.
Потом девушка прибежала откуда-то из женской, видимо, из крохотной родительской комнаты, где спал Абдула. Комната, насколько я знал, одновременно была еще и кладовкой.
— Вот, — сказала она, протягивая мне руки.
В ее смуглых ладошках я увидел штук пятнадцать крупных бледно-золотистых патронов с тупорылыми головками.
— Это все, что есть.
— Я не могу взять, — покачал я головой, — она может понадобиться твоему отцу, если придется защищать вас с братом.
Мариам немного грустно улыбнулась.
— Да он и стрелять-то не умеет. А ты — умеешь, — сказала девушка. А потом, мгновенье помолчав, добавила: — Он поймет.
Я по-доброму хмыкнул. Потом кивнул:
— Спасибо.
С этими словами я встал, принял патроны и сунул их в подсумок. Мариам было кинулась к ружью. Попыталась снять его с гвоздя, но не смогла. Тогда я подошел и помог ей.
Винтовка оказалась тяжеловатой, громоздкой и грубой. Как минимум, ощущалась она тяжелей АК. И несравнимо неудобней. Длинная, тяжелая, с характерным рычагом перезарядки под шейкой приклада, она носила на себе следы многих и многих десятилетий. Ее дерево оказалось потертым, металл местами покрывали патина и ржавчина.
Тем не менее, когда я щелкнул рычагом, винтовка послушно обнажила мне казенник. Патрон зашел в него легко, и я с неприятным лязгом и щелчком закрыл казенную часть.
Предохранителя на этом чудовище не было. Но я быстро отыскал на внутренней стороне спусковой скобы маленькую задвижку и зафиксировал ею спуск, чтобы исключить случайные выстрелы.
Не успел я осмотреть винтовку полностью, как в дверь постучали.
Мариам немедленно затихла. Я насторожился.
У пуштунов было не принято стучать. Если требовалось позвать хозяина — его окликивали со двора. Стук в дверь предвещал что-то недоброе.
Я прислушался. За дверью кто-то галдел. Со двора доносились многочисленные голоса. Мужские голоса. Говорили они на пушту. Причем говорили возмущенно.
— Это… Это люди… — Испуганно сказала Мариам. — Что происходит?..
— Сбежались на выстрел, — ответил я.
Потом глянул на Тарика. Тот притих, сидя под стеной и раскинув ноги.
Тогда я повесил винтовку на плечо. Подошел к нему и заставил подняться.
У раненого Хана это вышло не сразу. Тем не менее, он встал на ноги. Схватив его за веревку, что сковывала ему руки за спиной, я пошел к выходу.
— Ты пойдешь к ним⁈ — Испуганно окликнула меня Мариам.
— Да. Их нужно успокоить, — невозмутимо ответил я.
Девушка колебалась недолго. Она ступила следом и сказала:
— Мало кто из местных умеет говорить на русском. Если кто и может — то очень плохо. Они тебя не поймут.
Я оглянулся. Посмотрел Мариам в глаза, но ничего не ответил. Только снова подогнал Хана и шагнул к двери.