Может и его намерения поймать за руку людей Шумилова тоже суета. Бессмысленная трата времени. Кто знает? Его мысли вернулись к Усольцеву. В материалах, которые тот принес, ничего не было стоящего, ничего весомого, чем можно было бы прижать хвост этим ребятам. Он, Кислицын, вчера весь вечер сидел, корпел над делами, пытался делать выписки, систематизировать данные, разложить их по полочкам у себя в голове.
Забелин и Цыганков активно передвигались, встречались с разными людьми, вели многочисленные телефонные переговоры, но…всё было не то. Не было и намека на скрытую от посторонних глаз, изнаночную сторону их жизни. Даже интимные связи не удалось отследить, а ведь они должны были быть, особенно у такого ловеласа как Цыганков. Кислицын в этом не сомневался.
Он подошел к столу, положил руку на лежащее сверху Дело с материалами наружного наблюдения и слегка забарабанил по картонной обложке пальцами, стремясь поймать ритм «Марша коммунистических бригад».
В этих толстых делах определенно не было ничего интересного.
Может Усольцев не проявлял должного старания, работал спустя рукава? Все-таки, это его бывший отдел и симпатии к отдельным сотрудникам могли у него остаться — честь отдела и всё такое.
Нет, Усольцева он изучил. Усольцеву никто не нужен, никакие симпатии не помешают ему исполнить порученную работу. Он словно механизм, действует четко и без сбоев.
И все-таки, несмотря на бесплодность проделанной работы в отношении подчиненных Шумилова, Кислицын чувствовал, что бросать начатое не следует. Пока нельзя. Интуиция так подсказывала.
Он поднял трубку и набрал номер Усольцева:
— Леонид Петрович, вы хотели мне показать видеозапись. Я освободился.
Когда подполковник появился на его пороге, он сказал:
— Проходите, Леонид Петрович, видеомагнитофон там, на телевизоре, вставляйте вашу кассету.
Усольцев подошел к видемагнитофону «Панасоник» и отчего-то замешкался, внимательно осматривая кассету.
— В чем дело? Забыл кассету? — нетерпеливо спросил Кислицын.
— Нет, Борис Иванович. Я тут в одном из отделов изъял видеокассету, неприличную. Подумал, что захватил её вместо той, которую хотел показать.
Действительно, в одном из кабинетов отдела по борьбе с терроризмом Усольцев случайно увидел, как молодые опера смотрят кассету с итальянской порнушкой «Белоснежка и семь гномов». Оперработники смутились, сказали, что эта кассета была изъята милицией на рынке во время очередного рейда, а они всего лишь взяли её на время. Усольцев сделал им замечание, отобрал злополучную кассету, а сам позднее в своих рабочих записях сделал отметку об этом случае. Он никогда и ничего не забывал.
Сейчас же он замялся оттого, что вспомнил о той изъятой кассете с порнографией. Она была в такой же коробке, как и та, которую он хотел продемонстрировать заместителю начальника Управления и он мог их запросто перепутать — в сейфе две кассеты лежали вместе.
Кислицын жестко сомкнул губы.
— Дожили, нечего сказать! Вместо того чтобы делом заниматься, уже порнушку на рабочем месте смотрят. Во времена Андропова об этом и подумать не могли. Потом отдельно доложите, я накажу виновных.
Усольцев понятливо кивнул. Он внимательно еще раз осмотрел поверхность, но ничего не разглядел, никаких записей на черном пластмассовом корпусе кассеты и искоса посмотрев в сторону начальника, вставил её в магнитофон.
Загорелся экран телевизора, но изображения не было — одна мутная белесая рябь. Потом, словно из тумана появилась улица, магазинная площадка на которой произошел захват, зазвучали голоса сотрудников. Кадры поначалу хаотично мелькали, изображение дергалось, но потом всё наладилось. Видимо группа документирования заняла нужную позицию, укрепив видеокамеру на штативе. Было видно, что снимали из дома, примыкающего к магазину. Изображение сфокусировалось на санитарном уазике и сразу стало резким.
Кислицын знал, что именно хочет показать ему Усольцев — последний захват, проведенный отделом Шумилова. Но Леонид Петрович намекнул, что есть определенные нюансы, на которые он бы хотел обратить его внимание. Им, этим нюансам, никто не придал значения — так немного посмеялись. Но он, Усольцев, посчитал, что это не шутка. Вот и сейчас, он с непроницаемым лицом присел в кресло и, взяв в руки пульт, принялся искать нужное место. Видеомагнитофон глухо завыл, с напряжением перематывая пленку, шуршавшую едва слышно и слегка потрескивавшую в металлическом брюхе аппарата.
— Старая кассета, — пояснил Усольцев, — у хозяйственников новых нет, пришлось старую использовать — того и гляди зажуёт. Ага, вот!
На экране пошло изображение, предшествующее захвату. Вот Цыганков пошел, прогуливаясь к своей машине. Милицейский оперативник подает сигнал. Цыганков и его группа бросились к торговцам оружием. Цыганков попытается применить захват, но неудачно и перелетает через корпус одного из преступников.
На этом месте Усольцев нажал «паузу».
— Борис Иванович, — сказал он, не отрывая взгляда от экрана, — обратите внимание на это.
— И что? Я уже видел, — разочарованно заметил Кислицын — неудачный захват. Цыганков переволновался и недооценил противника, а противник оказался опытным. На его счастье — ему помогли, а том мог и пулю схлопотать.
— И всё-таки, я хотел бы обратить на этот эпизод ваше внимание, — вкрадчиво продолжил Усольцев. Его крупное мясистое лицо приобрело то выражение хитрости, которое свойственной людям, считающим себя особо умными и проницательными, — мне кажется, он специально промедлил, дав подозреваемому лицу время для изготовки. Вот, посмотрите.
Усольцев пустил пленку в замедленном темпе. Было видно, как Цыганков медленными прыжками подбегает к торговцу, поворачивает голову вправо и влево, видимо убеждаясь, что ему никто не помешает.
— Видите, вот эти повороты головы, — Усольцев вновь нажал на кнопку «паузы», — они отняли те нужные доли секунды, которые Цыганков мог использовать для решительного броска. Он специально промедлил, потому что в его подстраховке не было никакой нужды. За ним бежала вся группа захвата.
Недоверчиво посмотрев на начальника отделения собственной безопасности, Кислицын протянул:
— Вы думаете, специально? Ну, не знаю. Для чего? Сорвать операцию, которую сам же и разрабатывал?
— Да готовил её он, но…вероятно, в ходе подготовки на него вышли преступники, состоялся сговор. Цыганков не мог остановить уже запущенный процесс, но помешать этому мог.
— Подождите, подождите, — остановил его полковник, — у вас есть сведения, что на него выходили бандиты, проводили эту, как у них там говорят, «стрелку»?
— Ну, прямых и точных сведений нет, но Цыганков опер, хорошо подготовленный опер, он может уходить от наблюдения, маскироваться. Мы могли упустить эту связь, она могла совершенно выпасть из поля зрения.
— Мне кажется, вы фантазируете, Леонид Петрович! — недовольно буркнул заместитель начальника Управления, — ваши фантазии проистекают от того, что вы не обладаете достоверной информацией, а время уходит! Думаете, генерал будет бесконечно продлять санкцию на проверку? Я глубоко сомневаюсь.
Обиженно засопев, Усольцев вытащил кассету из видеомагнитофона.
— Мы работаем, Борис Иванович, не сидим, сложа руки, — сказал он, — у нас не всё получается, но мы действуем.
— Вот и прекрасно, работайте тщательнее, глубже, не хватайте то, что лежит на поверхности, то, что может подбросить вам противник. Так, кажется, учит нас искусство контрразведки. А меня по таким пустякам, относящимся к вашим догадкам, не отвлекайте. Догадок я сам могу вам привести тысячи. У меня слишком много работы, чтобы ими заниматься. Забирайте свои документы, — Борис Иванович раздраженно двинул от себя стопку, — и принимайтесь за работу!
Когда за Усольцевым закрылась дверь, Кислицын хмыкнул, представив, насколько бестолковыми могут быть подчиненные. Усердие, как говорили классики, всё превозмогает. И все же, все же…
Может, он зря посмеялся над Усольцевым и тот в чем-то прав, не все так просто? Былая подозрительность вновь проснулась в нем. Он принялся читать служебную почту, машинально накладывая резолюции, но мысли неотступно продолжали возвращаться к тому, что ему показал на пленке Усольцев.