— Сгодится, вроде не крокодил.
Был уже конец мая, теплое солнце все сильнее прогревало остывшую за зиму уральскую землю. Забелин распахнул форточку в кабинете и легкий весенний воздух освежающими струями потек в его прокуренный кабинет. Он узнал, что сегодня должны были выписать из больницы Виккрес и предложил Цыганкову поехать и встретить её у входа, вручить цветы. Однако Сашка заупрямился, начал ссылаться на сильную занятость, загруженность, хотя две недели назад всё было наоборот, и Цыганков сам его уговаривал.
Забелин закурил, пустил струю дыма в форточку. Однако сизый дым, подгоняемый втекавшим навстречу воздухом, бесформенными клубами распространялся по кабинету.
Он посмотрел на бумаги, лежавшие на столе небольшой стопкой. Ничего срочного — так, справки о встречах с источниками, текущие ШТ. Острых мероприятий не было и пока не планировалось. Нечем было себя задержать и потом оправдаться за то, что не поехал в больницу. Ему, с одной стороны, хотелось увидеть Маргариту и поговорить с ней, а с другой, он размышлял, будет ли это правильным, не вызовет ли с её стороны негативной реакции. Все-таки они, возможно, были виноваты в её ранении в большей степени, чем думали сами.
Какое-то время он стоял и курил у окна, решая для себя как быть. Вялая борьба мотивов была прервана появлением Цыганкова.
— Что, Серега, не поехал? — спросил тот, с размаху опускаясь в старое продавленное кресло темно-зеленого цвета, стоявшее у стены.
— Нет, тебя жду.
Цыганков скривился.
— А может, без меня? Не люблю я эти мероприятия, вздохи, слезы, сопли…
— Знаешь, как говориться, долг платежом красен. Кто с тобой две недели назад поехал к Виккерс? Кого ты упрашивал, причем не очень долго?
Цыганков расплылся в улыбке:
— Тебе же все равно делать было нечего, развеялся немного. И потом… — он с невинным видом спросил, — ты, что на неё запал?
— Конечно, что мне еще оставалось делать? У нас ведь ты числишь спецом по женской части. Я как-то в этом замечен не был.
— А пора бы уже, — попенял ему приятель, — сколько можно болтаться холостяком, как нечто в проруби…
Цыганков помолчал, потом тяжело вздохнул, словно ему предстояло взвалить на свои плечи тяжелую ношу:
— Лады, раз просишь, пожалуй, я выкрою время для тебя.
— Он выкроит время! — с деланным возмущением заметил Сергей, — большой босс, однако. Собирайся, давай, дамский угодник!
Они оделись и на машине отдела отправились к больнице.
Ни Забелин, ни Цыганков не заметили, как из проулка, примыкающего к зданию Управления, следом выскочила бежевая вазовская восьмерка.
Несмотря на относительную загруженность машинами городских улиц, они за короткий срок добрались до больницы. Там уже стоял огромный черный джип, поджидая свою хозяйку. Возле джипа нетерпеливо похаживал водитель Виккерс, он же по совместительству её телохранитель. Парень был не из тех шакафоподобных качков, который сидели в баре накануне покушения, он выглядел вполне спортивно, чувствовалось хватка десантника или спецназовца какой-нибудь силовой структуры.
Оперативники подошли к нему. Забелин показал удостоверение.
— Маргарита скоро выйдет? — спросил он.
Водитель посмотрел на часы:
— Говорили, в час дня, но до сих пор нет.
Забелин тоже невольно глянул на часы. Было уже двадцать минут второго. Наверное, что-то пошло не плану, предположил Сергей. Может, надо было сделать перевязку, может, какая-нибудь еще процедура осталась.
Он поежился, представив, какие раны на её теле могли вызвать пули. Это нежное, женское тело… Оно вовсе не предназначено для боли, для того, чтобы его избивали, стреляли, резали. Это ведь не мужское тело — грубое и бесчувственное тело бойцов, солдат. Тут он подумал, что его не к месту потянуло на лирику.
Неожиданно белая массивная дверь больницы открылась и в окружении двух врачей появилась Маргарита. Водитель поспешил к ней, чтобы поддержать под руку. Виккерс неторопливо шла к машине и тут заметила двух оперативников. У неё было хорошее настроение:
— Двое из ларца одинаковых с лица! — шутливо заметила она.
— Рита, — подошел к ней первым Цыганков, — мы рады, что тебя выписали из больницы. Хорошо, что все так благополучно обошлось…
Он что-то еще говорил, но Маргарита его не слушала. Она с любопытством смотрела на Забелина, словно ждала от него чего-то.
Сергей тоже подошел. Он внимательно, осторожно посмотрел в её карие глаза. Ему на миг показалось, что он увидел в них знак вопроса, что-то невысказанное, личное. И этот взгляд, это проникновение в сущность другого человека смутили Забелина, заставили сердце забиться сильнее. Он почувствовал, как вспыхнуло лицо, отвел глаза в сторону.
— Мы беспокоились за вас, — сказал Сергей чужим, как ему показалось, не своим голосом.
— Правда что ли? — поддерживая шутливый тон, спросила Виккерс.
Она решила, что произвела впечатление на Забелина, и у неё возникло желание немного подразнить его. Молодой женщине было интересно — хватит ли у этого привлекательного мужчины выдержки общаться с ней, не сбежит ли он, как до этого поступало большинство кавалеров? Её считали стервой. Может и правильно! Без известной доли стервозности в этой жизни не выплыть. И всё же, всё же ей хотелось чего-то надежного, такого примерно, как этот спокойный, уравновешенный человек, стоящий перед ней, как глыба, как скала, посреди бушующего океана.
— Волноваться за пациентов больницы тоже входит в ваши обязанности? — спросила она вроде обоих, но по всему было видно, что её интересует ответ Забелина.
— Нет, конечно, — ответил Сергей, — но мы считаем себя отчасти виновными в том, что произошло. Я думаю, что человеческая забота о ближнем отличает нас от дикарей, делает нравственнее.
— Чекисты и нравственность…забавно, — усмехнулась Маргарита — что же, господа, благодарю, что приехали. Когда я немного приду в себя, то приглашу отметить благополучное спасение.
Охранник помог Маргарите сесть в машину, заботливо поддерживая её, закрыл дверь и машина, мягко тронувшись с места, поехала по улице. Забелин увидел, как за стеклом салона мелькнуло бледное лицо Виккерс. Ему показалось, что она помахала рукой, а Сергей глядя вслед отъезжавшей машине, виновато сказал:
— Надо было цветы купить!
Исправительное учреждение находилось километров в сорока от областного центра, было окружено со всех сторон густым сосновым лесом и, казалось, забыто цивилизацией. Усольцев и сопровождавший его Куроедов на серой служебной «Волге» выехали рано утром, чтобы до обеда управиться с делами.
Встреча с начальником колонии была назначена заранее. Едва сотрудники ФСК вошли, из-за стола поднялся худощавый полковник внутренних войск, чем-то напомнивший Усольцеву поэта-сатирика Иванова, который некогда вел популярную на телевидении передачу «Вокруг смеха».
Они представились, пожали друг другу руки. Заметив интерес Усольцева к вещам, находившимся в кабинете, полковник Егоров, так его звали, принялся показывать и рассказывать о некоторых из них.
— Здесь в кабинете практически все сделано руками зеков, — говорил он с некоторой гордостью, словно директор передового производства на выставке своей продукции, — этот стол, стулья, шкаф.
Егоров провел рукою вокруг, и Усольцев проследил за его жестом.
Над столом начальника колонии висел на красном фоне позолоченный двуглавый герб, тоже, видимо, вырезанный из дерева зеками. Подойдя к шкафу со вставленными прозрачными стеклами, Егоров показал лежавшие там кружки, стальные ножи, разные фигурки из дерева и кости, несколько изделий из трикотажа. В углу небольшой стопкой лежали деревянные шахматы. Верхнюю коробку с шахматами он достал и вручил Усольцеву:
— Это наш подарок, как говориться, чем богаты…
— Спасибо! — ответил Усольцев и передал шахматы Куроедову — он не любил, когда у него были заняты руки и только потом похвалил: — Да, сделано на совесть!