Ночью Анатолию Киреевскому приснился сон. Он сидел в парке, у Москвы-реки, глядел на проплывающий теплоход, на котором было золотыми буквами написано "Святитель Николай", с него махали руками, а Киреевский отвечал тем же. И вдруг увидел Днищева, который шел к нему по аллее живой, красивым, как всегда улыбаясь, готовый отпустить какую-нибудь шутку, И выходил он как бы из арки взорванного дома, из тени – в свет.
– Ты что – живой? – удивился Анатолий.
– А разве не видишь? – ответил Сергей.
– Вижу. Да как-то странно.
– Тебе ли удивляться? Я, брат, ненадолго. Хотел только сказать, чтобы ты держался. Ведь я тебе и здесь помогаю.
– Я знаю.
– Ну и молодец. Ты умный, всё поймешь. Извини, мне пора. Я ненадолго. А нужно еще кое с кем пообщаться.
– Погоди! – пытался остановить его Киреевский, держа его ладонь в своей. – Хорошо с тобой. Расскажи что-нибудь.
– Не могу. Нельзя. Спешу. Не грусти, брат, еще увидимся… Анатолий смотрел ему вслед, а тот скрылся где-то за деревьями, будто растаял в воздухе.
И Киреевский проснулся от душивших его слез. Но это были слезы радости. Он сел на постели, оглядев низкий потолок мансарды, подумал: "Где я?" Потом вспомнил. Посмотрел на книжную полку, где стояла фотография Сергея Днищева с траурной лентой.
– Ты прости меня, – прошептал он. Вдруг он почувствовал какое-то тепло разливающееся в сердце. Его наполнили спокойствие и умиротворенность, на душе стало легко, будто в него вселилась добрая уверенная сила.
– Нет, – подумал он, – никогда человека не оставляют одного, тем более, если он что-то в этой жизни делает не ради "живота своего", но и для других людей, для Родины, Веры… Придут и помогут – живые и мертвые. Будут и нужные встречи, и "случайные" закономерности, будут и силы свыше и благодатная поддержка, даже чудеса. Только не отступай и не бойся. Терпи, держись, верь и делай, если даже останешься один среди ликующей толпы, среди врагов и "теплохладных". Не унывай. Помни, что никто и никогда нас не победит, как бы ни казался близок час их торжества. Мы русские – с нами Бог!
Второй взрыв жилого дома произошел на Каширке, 13-го сентября. На стол Бордовских ложились оперативные сводки. После событий в Печатниках, когда вся задуманная операция "Ноев ковчег" полетела кувырком, вышла из-под контроля, пошла по совершенно другому сценарию, генерал сильно сдал. Он до сих пор не мог поверить, что Латыпов его обманул, надул, обвел вокруг пальца.
Взорвал вместо плотины дом, да еще раньше намеченных сроков, а сам скрылся. Как мог ускользнуть из под тройного наблюдения? Куда делись приставленные к нему "помощники"? Где Днищев? Где теперь их всех искать? Правда, Рудный ему сказал, что "хорош" и взрыв дома, резонанс получился "замечательный". Стоит продолжить именно в этом направлении дальнейшую часть операции. На закрытом совещании в "Организации" было принято решение: отказаться от взрыва кладбища радиоактивных отходов в Орехово-Борисове, а взорвать склад с гексогеном на Каширке. Чтобы почерки первого и второго взрывов были идентичны. И чтобы вновь свалить всю вину на Латыпова, пусть он хоть трижды мертвый. Нужен чеченский след.
И дом на Каширке под утро взлетел на воздух… Но сам генерал не чувствовал удовлетворения от скомканной операции. Кротов оказался прав его обманули. Более того, его подставили. Генерал оказался разменной пешкой в игре, где ставка – власть в России. Он сидел за столом и более чем равнодушно рассматривал последние сводки, аналитические выкладки его помощников. В газетах уже писали о том, что необходимо уничтожить террористов в их логове – в Чечне. Это было хорошо. Но мелькала и другая информация. Кому были выгодны эти взрывы? Почему были выбраны для взрывов не элитные дома, а те, где жили простые люди, в спальных районах? Потому что их не жалко и мстить на серьезном уровне никто не будет. К тому же, как писали пронырливые журналисты, эти взрывы легко организовать – охраны в домах нет, она стала появляться лишь сейчас, по всей Москве, люди стали организовываться в самовольные дружины.