Выбрать главу

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой объясняется, что такое пемза, и находится новое применение для мужских брюк.

Я шёл к берегу и наподдавал ногой небольшие серые камешки, появившиеся на острове после отлива.

Они были очень лёгкие, неправильной формы, похожие на клочья окаменевшей пены. Ни на что путное они, видимо, не годились, но летели далеко и падали на землю, слегка позванивая.

Думал я всё о том же.

Ну хорошо, Каген на «ГОЛУБОЙ КОМЕТЕ» мог улететь далеко… А Нкале? Ведь она-то покинула самолёт за несколько минут до нас… Остров, где она и двое учёных должны были приземлиться, находится всего в нескольких десятках километров.

Больное крыло не позволяло мне самому вылететь на поиски.

Значит, думал я, если не летит Нкале, с ней тоже что-то случилось.

Нужно было что-то придумать. Но что?

«А вдруг я всё-таки умею плавать, — подумал я. — Ведь, не попробовав, не узнаешь! Нужно попробовать!.. Тем более, что уже наступал рассвет и пришла пора умываться».

И я попробовал…

Вытащил меня Академиков.

Он вынес меня на берег, быстро перевернул вверх ногами и вылил воду, которой я нахлебался.

Когда я пришёл в себя, Академиков начал ругаться.

Это было здорово. Стоило послушать! Он начал с таких общеизвестных слов, как «безумец» и «сумасшедший», а закончил очень красочными выражениями, вроде: «олух царя небесного» и «горе моё», смысл которых был мне не вполне доступен.

Я не оправдывался. Только когда он смолк, я сказал:

— И всё же я должен научиться плавать. Другого выхода нет. Нам необходимо добраться до острова, на который спрыгнули Нкале, Сеггридж и Рам Чаран. Я чувствую, что им нужна помощь…

— А как же костёр? — он указал на жерди, лежавшие около парашюта. И то и другое он принёс с собой.

— Костёр? — я посмотрел на небо. — Пока что, тут и так достаточно дыма. Когда, по-вашему, это кончится?

— Если бы я знал…

— А может быть, вы знаете, почему Нкале не летит к нам?

Академиков печально вздохнул.

— Или, когда нас снимут с этого острова?

Он ничего не ответил.

— Вот видите! Всё складывается против нас. Так что же? Будем сидеть здесь сложа руки и ждать у моря погоды?.. Между прочим, это наша народная пословица. Она означает, что надо действовать!

— У нас эта пословица тоже есть. Но к ней я хотел бы добавить ещё одну: не зная броду — не суйся в воду.

— Вы всё ещё сердитесь?

— Нет…

Может быть, гнев его и вправду уже прошёл, а может быть, он просто устал сердиться.

Его бледное, осунувшееся лицо было очень печальным.

Я поднял валявшийся на берегу камень и бросил в воду. Он булькнул, исчез под водой и вдруг опять появился на поверхности.

Он плавал!

— Странная планета, — сказал я. — Что это за камни, которые не тонут в воде?

— Ничего странного, — возразил учёный. — Это пемза — один из продуктов извержения. В глубине вулкана она жидкая. Вулканические газы вспенивают её, а извержение выбрасывает наружу. Она застывает в виде каменистой пены. Ячейки, наполненные газом, не дают ей тонуть.

— Её принесло оттуда? — спросил я, указывая в сторону вулкана.

— Да.

— Если бы найти большой кусок, — сказал я, — такой, чтобы мог выдержать нас двоих! Мы бы сели на него и поплыли к Нкале…

Но сколько я ни оглядывался вокруг, сколько ни всматривался в океан, самые большие куски пемзы, которые попадались мне на глаза, были величиною с кулак.

— И ты бы поплыл, Тькави?

В голосе Академикова мне послышалось что-то странное. Глаза учёного вдруг заблестели, на лице появилась улыбка.

— А вы думаете?

— Ну так снимай штаны, — внезапно приказал он. — Только сначала дай мне перочинный ножик.

Свой ножик он потерял, когда опускался на парашюте вниз головой. У него всё так и сыпалось из карманов.

А у меня был ножик! Мне его подарил один московский пионер, Витя Бубликов, с которым мы подружились.

Не понимая ещё, зачем Академикову понадобился перочинный нож, я выполнил его просьбу и начал снимать штаны.

Я думал — он хочет немедленно научить меня плавать…

Представьте же себе моё удивление, когда Академиков принялся разрезать стропы от парашюта на куски, а затем взял мои штаны и завязал их снизу — каждую штанину отдельно так, что получился двойной мешок…

От обиды у меня сжалось сердце. Погибали единственные в мире замечательные модельные штаны, над созданием которых целую неделю трудились самые лучшие портные гостеприимной столицы. Разве я мог это вытерпеть?