– Не сцы, солдат! Щас мы им врежем! – с грозным азартом проорал спаситель и потянул из-под Артёмова локтя какую-то стальную раскоряку.
Артём, пытаясь избежать новых травм, метнулся в сторону и неожиданно оказался на сиденье. В бок опять что-то упёрлось, и, раздраженно рванув неудобный предмет на себя, он опознал в нем АКМ – старого образца, с деревянным прикладом – «веслом». Тем временем мужик в шлеме откинул вверх створку смотрового люка, пропихнул туда свою железяку, и по ушам ударила звонкая очередь ручного пулемёта. От неожиданности Артём подпрыгнул, набив очередную шишку, но боевой азарт уже подхватил и его – рывком открыв свой люк, он подхватил подвернувшийся под бок автомат и отважно высунулся в гремящую ночь.
В свете фар и отсветах дульного пламени металась по площади серая масса, безуспешно пытаясь уйти от кинжального пулемётного огня. Мужик лупил длинными очередями, особо не целясь, но промахнуться было просто невозможно. Не желая отставать, Артём сбросил большим пальцем предохранитель на автоматический огонь и, прижав поплотнее приклад к синякам на плече, нажал на спуск. Короткими, по пять патронов, очередями Артём опустошил магазин. Второй магазин был предусмотрительно примотан изолентой к первому – отстегнул и перевернул связку, передёрнул затвор и закрутил головой, пытаясь найти Чёрных. Их не было видно – то ли они предусмотрительно ретировались, то ли управляли своим войском издалека. Артём уже собрался продолжить тратить патроны, но мужик неожиданно заорал ему: «Вниз!» – и взмахнул рукой. На площадь полетел, кувыркаясь, ребристый мячик ручной гранаты. Артём метнулся на сиденье, захлопывая бронированную створку. Снаружи грохнуло, по броне звякнул шальной осколок. Мужик осторожно выглянул наружу и снова опустился за руль.
– Сбежали! – радостно завопил он, видимо приоглохнув от своей молотилки. Помотав головой, избавляясь от звона в ушах, он сказал уже тише: – Ну, раз поле боя за нами, давай знакомиться, солдат.
– Давай, – согласился Артём, – только я не солдат. Я – Артём, писатель и социопат. Тебя это не смущает?
– А я Борух, прапорщик и еврей. Тебя это не смущает?
Глава 6
Судьба прапора
Утро старшего прапорщика Бори Мешакера началось с визита младшего лейтенанта Миши Успенского. Тот частенько заходил в каптёрку поболтать за жизнь – пообщаться в этом захолустном гарнизоне было особенно не с кем, и окончивший в прошлом году общевойсковое командное училище лейтенантик откровенно скучал и размеренным течением службы тяготился. Прапорщик же имел заслуженную репутацию человека необычайно начитанного, умного и ехидного. Немало ночей провёл Михаил у него в каптёрке, рассуждая под бутылочку чая о вопросах мироздания и человеческих отношений, – на всё у Бориса был ответ, как правило повергающий молодого лейтенанта в ступор и вызывающий желание кричать и спорить. Но как говорят американцы: «Неважно, что крупье жулик, если это единственная рулетка в городе…»
Борис сидел в глубоком кресле, приватизированном из гарнизонного клуба, и заматывал перевязочным пакетом правую руку. На бинте проступали красные пятна. Борис Мешакер (он любил, чтобы его называли на еврейский манер Борухом) – основательный пузатый еврей среднего возраста – против всяческих уставов носил густую окладистую бороду. Разрешение на эту бороду он получил каким-то немыслимым образом, аргументируя её необходимость глубоким шрамом на щеке. Происхождение шрама оставалось загадкой – Борух на такие вопросы отвечал, мрачнея, что порезался при бритье.
Прапорщик даже и не подумал встать и откозырять при появлении старшего по званию – за свою долгую и сложную армейскую жизнь он этих младших лейтенантов повидал немало. Миша на это нимало не обиделся – ведь он хоть и лейтенант, но младший, а Борис хоть и прапорщик, но старший – и дело тут не в нюансах военной субординации, а в приличной разнице в возрасте и несравнимой – в жизненном опыте.