— А не хочу я в полицию, мне и здесь нравится. Меня, может, романтика космоса пленила.
Они дошли до неплотно прикрытой двери, из которой тянулся через весь коридор толстый силовой кабель. Решено — на этот раз всё сделает сам паранорм, а Чернов с пулемётом — на подхвате. Если вдруг выяснится, что астрофизик никакой не астрофизик, если вдруг всё выйдет из-под контроля, то на сцену выйдет Чернов.
Сергей постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. И сразу увидел напуганное лицо астрофизика. Бледный, руки тряслись, как у алкоголика, зрачки бегали, как два теннисных мяча на корте. Лафайет ему уже всё рассказал.
Увидев особовского капитана с огромным крупнокалиберным «Витязем-спейсмодификат», Евсеев испугался ещё больше, а теннисные мячи перестали прыгать и глаза уставились в одну точку, застопорившись на чёрном зрачке ствола.
— Я хотел задать всего лишь один вопрос, — эмпат забурился в комнатушку и втянул за собой Чернова.
Прошин рассуждал так. Если пришелец и завладел телом человека, то не смог бы в полной мере сделать это с его памятью. Он бы не разобрался с ней и просто не понимал бы некоторых вопросов. Например, вопросов о детстве. Или о любви. Главное, задать вопрос позаковыристее и проследить за образами, что родятся в мозгу собеседника. И даже в том случае, если инопланетянин поймёт всё, то первым делом вспомнит именно своё детство… и свою любовь…
— Спрашивайте, — покорился астрофизик, запахивая полы халата и поёжился, будто от холода.
— Илья Юрьевич, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос. Можете относиться к моим словам серьёзно или как к розыгрышу, это ваше дело. Главное, выслушайте их.
Эмпат уловил несколько картинок в голове Евсеева. Тот боялся, что накажут за убийство, и ещё что Чанов снова появится рядом и посмотрит на него своим мёртвым взглядом. Вполне себе человеческое поведение. Но это не всё. Надо протестировать, как и задумано.
— Расскажите мне, пожалуйста, о самом ярком детском воспоминании. Из того времени, когда вы ещё не ходили в школу… Когда были маленьким мальчиком.
Астрофизик удивлённо посмотрел на паранорма. Сейчас он был похож на ребёнка.
— Странный вопрос. Да ещё под стволом пулемёта. Вы с ума сошли?
— Мы все с ума сошли в какой-то степени, — ответил Сергей. — Просто скажите, что вы вспомнили. Сааме яркое воспоминание.
Пошла картинка! Стол… на нём большой торт… пять свечей… Молодые и красивые мужчина и женщина… Наверно, отец и мать… Она в нарядном платье, он в джинсах и футболке…
Евсеев немного помедлил, будто перебирая ворох воспоминаний, а затем начал говорить:
— Не знаю, зачем вам это. Но вот… слушайте. Самое яркое воспоминание — мой день рожденья. Мне исполнилось пять лет. Мать купила огромный торт… Отец как раз приехал из командировки. Они тогда ещё не разошлись, и всё было хорошо…
— Понятно… Я рад, что заставил вас вспомнить о приятном, — облегчённо произнёс Прошин. — Вы можете быть спокойны… и ничего не бойтесь, всё будет хорошо… Он больше не появится. А мы пойдём. И, надеюсь, больше не будем докучать вам. Пошли, Женя.
Они вышли в коридор. На вопросительный взгляд Чернова лейтенант ответил:
— Свой. Хомо наш сапиенс. Астрофизик очень быстро сориентировался. И кроме этого, в его голове всё расставлено по местам. Едва Сергей спросил про детство, и тот сразу представил родителей, огромный торт на пять свечей. Всё искренне, никакой фальши. Настоящие детские воспоминания.
Женя уже ознакомился с возможностями паранорма, но его всё равно впечатлило, что вот так, задав один вопрос, можно узнать, о человеке абсолютно всё.
Они шли по коридору, а лейтенант увлёкся и стал рассказывать о том, как действуют эмпаты.
— Иногда даже спрашивать не надо. Стоит, к примеру, взмахнуть рукой перед лицом, и в твоей голове взметнётся ворох мыслей, по которым я узнаю о тебе куда больше, чем даже за целый день расспросов. Да ты не бойся. Ни эмпат, ни телепат никогда не полезет в твою голову просто так, ради интереса. Больно надо в чужой грязи вазюкаться, потом себя чувствуешь, как последнее чмо.
Времени оставалось достаточно, Прошин чувствовал себя отдохнувшим, и потому они повернули к радиостанции. Можно попробовать пробить этого нелюдимого радиста. Вообще, здесь контингент до ужаса странный, одни только технари более менее адекватные люди.
— Если этот проклятый пришелец может, как ты утверждаешь, захватить любого из нас, то что делать, если он вдруг окажется в тебе?, — озвучил Чернов мысль, которая, едва появившись в голове, прочно в ней засела.
— Не знаю…, — честно признался Сергей. — Молиться, наверно. Никто из нас, кроме меня, не сможет определить, чужой перед ним стоит или свой. Если конечно, это не будет зомби вроде Чанова…
Паранорм прав. Если инопланетник залезет в живого человека, то никому и в голову не придёт, что это пришелец. Разве что близкие люди заметят разницу в поведении… Но что они сделают? Свалят всё на депрессию… Скажут, что человек просто устал, потому и сам на себя не похож… Это в кино люди сразу всё понимают, когда всякие демоны и чужаки вселяются в их близких. В жизни всё не так легко. Почувствует ли сам человек, если его сознанием кто-то овладел, Прошин не знал. Сложный вопрос. Может быть, если сначала и заметит… то потом просто перестанет обращать внимание. Есть много способов подавления воли. Если они известны людям, то почему бы и чужакам о них не знать?
Женя постучал в дверь. Она приоткрылась. Выглянул Игорь, небритый и неопрятно одетый, в нестиранной и начинающей дурно пахнуть футболке..
— Э… ребята, мы насчёт пулемёта не договаривались!
— Это формальность, — ответил Чернов и потянул дверь на себя.
— Ни хрена себе, крупнокалиберная формальность!, — Игорь попытался удержать позиции, но Чернов крупнее и сильнее, навалился на дверь всем весом. — Чего вы вообще хотите?
— Извиняюсь за пулемёт, но это небольшая дань тревожному времени. Приходится идти на подобные меры. Моему товарищу надо задать вам всего лишь один вопрос.
— Ну, задавайте, раз уж вы здесь, и валите отсюда. Я не люблю, когда в меня пушкой тычут.
— Вы… вы помните себя в пятилетнем возрасте?, — спросил Сергей.
— Да вы совсем с ума охренели, что ли?, — в бешенстве заревел Игорь. — Зачем вам это спрашивать? Вы что себе позволяете?
Паранорм словил картинку. Память Игоря работала почти идеально. Правда, в голове много сумбура. Сначала всё скакало и прыгало, эмоциональный срыв сделал своё дело, но потом пошла довольно качественная картинка. Маленький худющий пацан сидит у окна и смотрит на дорогу, украшенную стройными пирамидальными тополями. Мальчик отца ждёт, а того всё нет и нет, вот уже скоро вечер, а его нет. И, скорее всего, не будет, потому что отец ушел к другой, и другого мальчика сделал своим сыном.
— Спасибо за службу. Можете не отвечать, — Прошин закрыл дверь, оставив Игоря наедине с памятью и своими нервами.
— Полный неадекват!, — заорал Женя, когда они отошли от радиостанции. — Истерик. Клиника полнейшая.
— А я этому даже рад, — улыбнулся лейтенант. — Наш. На всю голову наш. Он и Илья Юрьевич — две разные полярности. Один спокойный и застенчивый, а второй буйный и ни фига не застенчивый.
— Да в жбан ему прикладом и с ноги потом, — не унимался Женя.
— Прибереги свой пыл для инопланетника. Вот найдём его, и бей как хочешь. И сколько хочешь. Если он тебя раньше не прихлопнет. А своих бить не стоит.
Уже в каюте, стоя у иллюминатора, наблюдая за буянившим за иллюминатором пылевым дьяволом, капитан сказал:
— Мне от всего услышанного немного не по себе. От тебя ничего не скрыть. А ведь у каждого есть что припрятать. Свой скелет в шкафу. А тут вы…
— Да, но мне нет никакого интереса выуживать из тебя компромат, — ответил эмпат, развалишь на кровати. — А то, что я делаю сейчас — от этого зависит безопасность человечества. Так что можешь не беспокоиться, я за твоими скелетами охотиться не собираюсь. Мне и своих скелетов хватает. И тараканов тоже. А Игоря мне даже немного жалко. Я нащупал кнопку, которая делает ему больно. Его в раннем детстве отец бросил, и потому он такой… холодный, всю жизнь, ни себя, ни других не любит.
Сергей протянул руку к плееру, щелкнул клавишей «play» и в воздухе запахло джазом. Ему нравилась эта музыка, любил он это разлившееся спокойствие, которое можно вдыхать и которым можно наслаждаться вечно. Паранорм устал за этот день так, как никогда не уставал. Уснул, а капитан заботливо укрыл его одеялом и, медленно сбавив громкость, выключил плеер.