тали - конверты, визитки. Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что мне Жора предложил на этот раз... Я растерялся. Но согласился. И вот теперь ломал голову - как выполнить свалившийся на неё (голову) заказ. Идея напечатать календари в таллинской типографии родилась как-то спонтанно. Уж больно здание её на меня произвело сильное впечатление, когда после очередного и, как оказалось, последнего рейса на стареньком «Бармалее», так все моряки обзывали Большой морозильный траулер или, сокращенно БМРТ, мы гуляли по старому городу... и то и дело заныривали в многочисленные подвальчики, так аппетитно разбросанные по всему городу. Тогда-то я впервые и увидел этот второй после гостиницы «Виру» эстонский небоскрёб. Не знаю, чем он мне так запал в душу. Может, своими размерами, а, может, тем, что это был действительно в то время самый мощный полиграфический комплекс Эстонии. Да что Эстонии - всего Советского Союза! - Тут всё оборудование импортное, из Финляндии, - ввёл меня в курс дела Колька Киселёв, мой друг ещё по службе в армии. Теперь он работал таксистом и потому всё знал. - У нас тут все журналы печатаются. На всю страну и даже за рубеж. И «Советская женщина», и «Советский Союз» и.... Да все! - Похоже, он был очень горд этим полиграфическим комбинатом. И вот теперь, спустя годы, я вдруг вспомнил про него. А что? Если печатать такую красоту - то уж по первому разряду. В лучшей типографии страны. Тем более, что я даже был знаком с её директором. Не то, чтобы очень... так, шапочное знакомство. Но... Это уже случилось, когда я переквалифицировался из моряков в журналисты и работал в одной местной газете. Вот нас и повезли на экскурсию по обмену передовым опытом. Лучше бы не возили. Потому как после того, что мы там увидели, смотреть на наше убогое оборудование было страшно, не то, чтобы работать на нём... - Да не переживайте вы так, - видя, какое неизгладимое впечатление произвела на нас экскурсия по цехам типографии, попытался успокоить нас директор Харди Тересмаа. - Если нужно, мы вам всё отпечатаем. В лучшем виде. - И для подтверждения своих слов раздал каждому по визитке, которая и сама тянула на произведение полиграфического искусства. Может, потому я её до сих пор и не выкинул. И вот, сгодилась. *** - Да-а, печатаем, - растягивая каждое слово, промурлыкала на том конце провода, судя по голосу миловидная секретарша, когда я позвонил в Таллин и поинтересовался - смогут ли они выполнить наш заказ. - Приезжаайте, - сладко пела трубка. - Всё сделаем в лучшем виде. Слайды у вас готовы? - На следующей неделе будут. - А бумага ваша или наша? - голос на минуту оборвался. И снова затянул: - Лучше пусть ва-аша. Потому что у нас только финская. А это о-очень дорого. - Да, конечно, наша... - поспешно согласился я. Похоже, подобно Гераклу мне предстояло совершить ещё один подвиг. Добыть восемь тонн бумаги. И не абы какой, а самой лучшей - мелованной. Ещё не так давно это было бы не проблемой. Ведь на территории области работало аж пять бумажных фабрик. Или даже шесть. И та же «Советская женщина», «Знание - Сила» и многомиллионный «Огонёк» печатались хоть в Таллине, но на нашей калининградской бумаге. Но это было уже историей. Так же, как и «Огонек», и «Знание - Сила», и «Советская женщина». Все они канули в Лету. И если ещё не так давно калининградской бумагой можно было бы обернуть весь земной шар, то сегодня и восемь тонн найти оказалось проблемой. Новые владельцы заводов, газет, пароходов вместо того, чтобы что-то делать, возить и издавать, были заняты одним общим делом - искали богатых спонсоров, кому бы все эти заводы, газеты, пароходы можно было бы втюхать. Хоть оптом, хоть в розницу. Но желательно за свободно конвертируемую валюту. Да вот покупателей что-то не находилось. - Неужели вот это всё никому не нужно? - искренне вопрошал меня директор Энской бумажной фабрики, Василий Кузьмич Середа, когда мы шли с ним по бескрайней территории давно не помнящего хозяйской руки предприятия, зияющей глубокими воронками, возможно оставшимися ещё со времён войны, щурясь от витающего в воздухе едкого запаха серы, к главному корпусу ... Где-то там, в единственно ещё работающем цеху, для меня были припрятаны десять рулонов мелованной бумаги. - Ну а вы как думаете? - хотел я его спросить, поскольку и сам вид главного корпуса, с полуразваленными стенами и пустыми глазницами выбитых окон и весь окружающий индустриальный ландшафт говорили сами за себя. - Конечно, фабрика нуждается в некоторой реконструкции, - продолжал убеждать меня в ценности своего предприятия Василий Кузьмич. Как будто я собирался купить у него не восемь тонн бумаги, а всё целлюлозно-бумажное производство. - А сами-то что? - перебил я его. - Вы же теперь хозяин. Почему бы вам самому не заняться реконструкцией? - Что вы, какой хозяин! - замахал он руками. - Да чтобы эту фабрику поднять, сюда, знаете, сколько денег вложить надо? Мне бы всё это хозяйство продать и спокойно на пенсию. У вас там никого нет на примете? Ай да Василь Кузьмич! Вот так, с лету, все свои тайные помыслы первому встречному и выдал. Хотя, можно подумать, и так не ясно было, что не нужна ему эта бумажная фабрика, которая ничего уже, в общем-то, не производит, вместе со всем трудовым коллективом, чьи ваучеры Василь Кузьмич правдой и неправдой выкупил, став единственным хозяином этого, никому не нужного, производства. Это мы уже проходили... *** Помню, какую радость испытали мы всей семьей, получив на руки аж три приватизационных ваучера. На меня, на жену и на нашу малолетнюю дочурку. Это ж целых три «Волги»! По крайней мере, в этом нас пытались убедить и Чубайс, и его активные сподвижники. Полгода мы всё прикидывали - куда лучше вложить наши ценные бумаги: в «Хопер», «Гермес» или отдать их Лёне Голубкову, в «МММ». Этот парень, за судьбой которого следила вся страна, буквально богател у нас на глазах. Но... поступили, как и большинство обладателей ваучеров, - продали! - Ну всё, Леночка, - торжественно произнес я. - Отныне ни мы государству, ни оно нам ничего не должны. Квиты! Правда, вырученных за ваучеры денег хватило лишь на праздничный обед. Но в приличном ресторане. Это, конечно, было несколько меньше обещанной Чубайсом суммы. Но мы и тому были рады, поскольку ежедневно цена ваучеров стремительно падала. По крайней мере, на чёрном рынке. А на нечёрном их вообще не покупали... И тут пришла домой моя расстроенная жена и сообщила - у них на заводе полным ходом идёт приватизация. И что каждому работнику завода полагается по пятьдесят акций! Но за ваучеры... Вот это был сюрприз! Мы молча смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Пауза затянулась... - И сколько надо ваучеров? - прервал я её. - Три, - тихо произнесла Лена. - Где мы их теперь возьмём? Говорила, не продавай. Пришлось идти на чёрный рынок. Покупать. Но уже гораздо дороже, нежели неделей раньше мы их продали. Зато теперь вместо трех приватизационных ваучеров у нас было пятьдесят акций завода, на котором продолжала трудиться моя жена. Но недолго, потому что почти сразу после приватизации завод закрылся. А в его больших цехах открылись мелкие магазинчики. Похоже, бумажную фабрику в скором времени ждала та же участь. Пока же здесь ещё теплилась жизнь. Или точнее - агонизировала. *** - Выбирайте, - Василий Кузьмич провёл меня в плохо освещаемое помещение, по стенам которого плелась, выписывая замысловатые узоры, чёрная плесень. Она успела перекинуться и на стоящие пирамидой рулоны бумаги. Все они были с какими-то дефектами: битыми боками, жёлтыми разводами на обертке, вырванными «с мясом» кусками глянца, будто все эти рулоны кто-то долго и безжалостно потрошил. Но другого выбора не было. И тут Василия Кузьмича куда-то позвали. Не успел он отойти, как меня окружили рабочие. До этого они были равномерно рассредоточены по всему помещению склада и только изредка украдкой бросали в мою сторону сумрачные взгляды. Теперь же все они хором заголосили: - Зачем тебе эта дрянь? На ней ничего путного не напечатаешь. Вот у нас товар... - и они повели меня в соседнюю подсобку. И впрямь, здесь всё было совсем по-другому. Все рулоны ровненькие, чистенькие, гладенькие. Хоть на выставку. Похоже, работяги, понимая, что начальство всё равно всех их скоро кинет, да и уже кинуло, («не помним, когда нам и зарплату давали»), решили сами себя обеспечить. Я был в полной растерянности - что делать? Покупать официально, но дрянь, или вот эту отборную мелованную, но левую бумагу. Во мне боролись самые противоречивые чувства. Пока я не принял правильное решение. Хотя... Может, надо было поступать совсем и не так? А по-другому? Но, что сделано, то сделано. *** В Таллин я поехал вместе с женой. Так было и веселее, и спокойнее, и надежнее. Тем более что город этот, так смахивающий на заграницу, которая в те времена нам была вообще недоступна, хранил много теплых воспоминаний. Впервые мы сюда приехали даже не вдвоём, а почти втроём. Собственно, именно поэтому и приехали, поскольку в нашем родном Калининграде в то время, когда вся страна, засучив рукава, и не знаю, ещё что там засучив, готовилась к московской Олимпиаде, достать что-нибудь для новорождённого было нереально. А в Таллине очень даже реально. А что вы хотите - заграница! Или почти заграница. Так что, презрев все предрассудки, тем более что я вот-вот должен был уйти в рейс на полгода, мы поехали с моей молодой женой (и будущей мамой моего ребенка) за границу. То есть в Таллин, дабы прикупить прида