ы отсюда к чёртовой матери. Военных, уж точно, в первую очередь погонят. - Так я не понял, вы за Горбачёва или за путчистов? - спросил я его. - А чёрт его знает... Может, и за путчистов. Сам не пойму... Тем временем ситуация у Дома радио всё больше накалялась. Диктор торжественно и в то же время драматично сообщал о том, что к зданию подъезжают грузовики, бронетехника, что к ним в студию рвутся бойцы ОМОНа, и что в любую минуту телецентр может быть захвачен. Всё это происходило на фоне каких-то криков и громких хлопков. Становилось всё страшнее и страшнее. - Никуда мы дальше не поедем. Возвращаемся домой! - решительно заявила Лена. - Да спокойно тут у нас. Ничего страшного не происходит. Не бойтесь! - уговаривали нас по телефону ребята из Кохла-Ярве. Им очень не хотелось терять таких выгодных клиентов. Кому они ещё продадут свой цветной принтер? Наше решение огорчило и хозяина квартиры. Он ведь тоже от этой сделки, которую сам и провернул, должен был что-то получить. Но когда диктор произнёс дрожащим голосом, что ОМОН врывается в студию, что сейчас он будет вынужден прервать передачу, и для пущего драматизма крикнул: - Прощайте! - Лену уже было не отговорить. Тем более, что телевизор действительно погас. Мы сидели в зловеще тихой комнате, слышно было, как тикают в спальне каминные часы, и не знали, чего ещё ждать. Нам было страшно. Мало того, что случился переворот, так мы ещё оказались за сотни километров от родного дома, где осталась, пусть и с бабушкой, наша малолетняя дочка... Что там происходит, мы не знали... Неопределенность бывает страшнее реальности. - Поехали быстрее на вокзал, - скомандовала Лена. - Куда вы, там же стреляют? - попытался остановить её Кордо-Баранов. - Ну и пусть! Мы выскочили на лестничную площадку, даже толком не попрощавшись с хозяином квартиры. - Счастливо, - крикнул он нам вслед. - Осторожнее там! - Он стоял в дверном проёме, тихий, испуганный, растерянный, в засаленной выцветшей футболке, с кругами пота под мышками. Похоже, ему тоже было страшно... Город был вымерший. Ни такси, ни машин. Наконец из-за поворота появился троллейбус. Тоже почти пустой. Да и те, кто в нём ехал, преимущественно молчали, напряженно всматриваясь, что происходит там, за окнами троллейбуса. Тем более, что мы подъезжали к Дому радио (иначе на вокзал было не проехать), где и происходили основные революционные события. Но как-то вяло. Хотя тут и стояло много техники, БТРов, а в небе кружились стайки вертолётов. Раздавались даже отдельные короткие хлопки. И это больше всего настораживало. Но особого сопротивления всё же не наблюдалось. Скорее всего оно уже было подавлено. Это мы поняли, когда в троллейбус влетела компания пацанов с какими-то скомканными транспарантами и оживленно стала о чём-то говорить, грозя стоявшим у дороги омоновцам. Но всё равно было понятно, что победу пацаны упустили... Зато вокзал кишел от пассажиров. Ещё не закончившийся переворот заставил людей сорваться с насиженных мест и ехать. Куда? Зачем? От кого? Непонятно! Я пробился к кассе и попросил два билета на поезд в Калининград. - Билетов нет, - ответила кассир. - Как нет? Да никогда такого не было, чтобы поезд Рига-Калининград был забит под завязку. Всегда полупустой ездил. А тут вдруг всем вздумалось к нам ехать... Бегут они из своей Риги что ли? Я не знал, что скажу жене. Вот, она обрадуется, узнав такое. И так вся на нервах. И тут кассирша сжалилась надо мной и доверительно прошептала, что есть у неё два билета, но в СВ. - Что? - не понял я. Я слышал, что бывают такие спецвагоны для привилегированных граждан, но чтобы самому оказаться в их числе - даже мечтать не мог. Спасибо, путч помог. - Давайте в СВ, - цена меня не пугала. Может, завтра эти бумажки вообще не понадобятся. Сколько денежных реформ пролетело только за эти пять с небольшим лет. Зато вместе с билетами на поезд к нам постепенно приходила какая-то уверенность. Даже не уверенность, а ощущение, что и это пройдёт. Растает. Как дурной вязкий сон, сковывающий по рукам и ногам, мешающий заскочить на подножку убегающего вагона, за которым ты всё бежишь, бежишь и никак не можешь догнать. В центре зала ярко горели витрины ювелирного магазина. Этакий островок роскоши и достатка. Он был чем-то инородным среди нервно снующих туда-сюда пассажиров. Но, как ни странно, привлекал к себе внимание. Вон сколько мотыльков слетелось на его соблазнительный блеск. Лена тоже подошла и стала рассматривать горящие в лучах искусственного солнца украшения. Боже мой, когда я в последний раз дарил ей что-то подобное. В погоне за недосягаемыми миллионами, я забыл, что нужно делать подарки. Не на День рождения, не на Новый год или ещё какой-нибудь общественный праздник, а вот так, спонтанно, без всякого повода. Я уговорил её примерить колечко. Оно было с каким-то симпатичным камушком. Может, и бриллиантом. - Зачем, не надо, - стала упираться Лена. Но надела: - Так, просто посмотреть... Оно пришлось ей впору. И смотрелось очень симпатично на её маленькой изящной ручке. - Мы берём, - сказал я продавщице. - Ты что, не надо!- заупрямилась жена. - Ты же даже не посмотрел, сколько оно стоит. - Но тебе оно нравится? - Ну мало ли что... - Нравится? - Нравится... Этого было достаточно. И не важно, что за это маленькое колечко пришлось выложить почти все те деньги, что я отложил на покупку принтера (точнее на первый взнос). Оно того стоило! Мы сидели в мягком, украшенном какими-то цветастыми шторками вагоне, смахивающем на детскую шкатулку, склеенную из старых поздравительных открыток, этакий домик-крошечка, и нам было хорошо. На безымянном пальчике моей боевой подруги сверкало новенькое колечко, от которого ни она, ни я не могли оторвать глаз. Весь ужас сегодняшнего дня, все тревоги, волнения, остались где-то там, за дверями такого мягкого и уютного вагона. Мы были одни. В целом мире. Во всей Вселенной. И нам не хотелось думать о том, что будет завтра.