, это наверху наконец-то поняли. Но уже через пару дней (тем более, всё обошлось же) снова летели на всех парах за новой добычей, заставляя меня скакать по тесной лаборатории, жонглируя склянками с химреактивами. Банка с соляной кислотой стояла там, где ей и положено было стоять: за ящиками с глубоководными термометрами, поверх которых я для маскировки набросал грязной ветоши. А что делать, коль за этими термометрами на судне шла нешуточная охота. Ещё бы, ведь в каждом таком градуснике почти по 100 граммов ртути. А это дополнительная валюта. Ведь за эту ртуть на тамошнем рынке такие деньги отвалить могут... Тут никакие расписки вести себя достойно образа советского моряка не помогут. Проверено! Похоже, Ваня и без меня знал, где стоит банка с кислотой, и это меня несколько насторожило. Мне что, вообще, в этой лаборатории ночевать, охранять, так сказать, социалистическую собственность? Тем более что без этой собственности мне вообще в рейсе делать будет нечего. А вот на берегу будет что... Впрочем, сейчас о термометрах никто и не думал. Все жаждали зрелищ. Даже на полдник никто не пошёл. Я ощущал себя неким алхимиком. Только алхимиком наоборот. Те из дерьма конфетку делали, в виде золота, мне же из конфетки (перстня индейского вождя) предлагали сделать исходный материал для алхимиков. Впрочем, эксперимент мог и провалиться, и я очень на это надеялся. Уж больно перстень был хорош. И ведь не подвёл. Выдержал! Два часа, проведенные в стопроцентной соляной кислоте, сделали перстень даже ещё лучше, прибавив ему дополнительного блеску. Да, не зря я за него двадцать тысяч солей отвалил. Как пить дать, не зря! Что подтвердила и группа поддержки. - Классный перстень! Крутой! Ворованный, наверное... Теперь все переключились на Ванины часы. Гулять, так гулять! «Мортима» это или не «Мортима»? И мы пошли всей дружной компанией на палубу, к лебёдке. Ваня нехотя вынул из своего безразмерного кармана часы и протянул их мне. - Одни? - зашумела толпа. - Нет, давай все! Для чистоты эксперимента! И Ваня, этот огромный, мускулистый богатырь с устрашающе мохнатыми бровями на абсолютно лысой голове, сдался. Дал! Завизжала лебёдка. И шесть новеньких часов, привязанных к стальному тросу вместе с увесистым грузом, ушли под воду. Я смотрел на стрелку счётчика, она вращалась подозрительно медленно: 10 метров, 20, 30... Похоже, что-то пошло не так. За время работы в «Промразведке» уж сколько раз я выполнял эти глубоководные станции, с каких только глубин не извлекал из пропустивших через себя не один пуд морской соли батометров пробы воды. И всегда всё было в порядке. А тут.... Как специально. Я бы уже давно прекратил эксперимент, но собравшиеся требовали идти до конца. Иначе не в счёт. И я продолжал опускать груз всё глубже и глубже. Ну вот и нужная отметка. - Вира! - скомандовал кто-то. И трос побежал вверх, разбрызгивая вокруг себя веером вялые струйки воды. Народ столпился у борта в ожидании чуда. На счётчик уже никто не смотрел. А тот творил чудеса. Добежав до нуля, стрелка продолжала стремительно нарезать круги: минус сто, минус двести, минус пятьсот... Хорошо, кроме меня этого никто не видел... А если и видел, то не понял. Похоже, я вместо двухсот метров смайнал Ванины часики на два километра. Как раз на те два километра, которые, как он думал, и должны были выдержать его «Мортимы». Жаль, я его переубедил. И вот из воды появился смахивающий на пушечный снаряд груз и привязанные к нему шесть блестящих браслетов. Но без часов. Не то чтобы совсем без часов... Корпус у них всё-таки уцелел. А вот все внутренности: стрелки, циферблаты, шестерёнки, рубиновые камушки и даже задние крышки - бесследно растворились в океанской пучине. Сами же часы, вернее то, что от них осталось, больше смахивали на старинные монокли. Только без стёкол. Я не мог без жалости смотреть на Ваню. Ведь я лишил его радости осчастливить подарками (глубоководными французскими часами «Мортима») своих многочисленных братьев, проживавших в тихом белорусском селе с единственным водоёмом, который летом и вброд перейти - не проблема. Но, видно, зря я его пожалел. Потому как Ваня, похоже, особо и не расстроился. Или сделал вид, что не расстроился. Куда больше, чем его, выброшенные коту под хвост, подарки, его волновала судьба моего перстня. - Ну и что - соляная кислота, - продолжал он гнуть своё, - это ещё не доказательство, что твой перстень золотой. Давай мы его в царскую водку опустим. Вот это будет по-честному. Царская водка сразу покажет: настоящий твой перстень или фальшивка. Ты знаешь, как царская водка делается? - Слыхал, - ответил я. - Ты слыхал, а я знаю. - И Ваня направился в лабораторию. Похоже, ему всё тут было знакомо. По крайней мере, банку с серной кислотой он тут же обнаружил. Она стояла за пустой, с густым тёмно-коричневым налетом нерастворимых дрожжей, двадцатилитровой бутылью из-под дистиллята. - Что, брагу гоните? - ухмыльнулся Ваня, отодвинув дурно пахнущую ёмкость. - Во - «наука»! - Ага, гоним, - поддакнул я. Что я ему буду объяснять, что эта, источающая тошнотворный запах, бутыль - дело рук электромеханика Володи Кобякова? Кобяков к нам в каюту завалился чуть ли не через две недели, как мы вышли в рейс. Нос у него, несмотря на сравнительно молодой возраст, уже приобрёл сочный рубиновый оттенок. Под стать носу были и уши. Они торчали перпендикулярно голове и постоянно горели. Да и весь его вид говорил о том, что парень мучается. Причем каждому было понятно, чем. Вот мы и пожалели. На свою голову. Дали ему пустую бутыль для его бражных дел. Но, видимо, у Кобякова всё внутри так горело, что дегустировать свою бражку он начал чуть ли не на второй день после того, как заварил. А уже через неделю бутыль была полностью пуста, но с толстым-толстым, ничем не разъедающимся налетом так и не успевших, ввиду Володиного нетерпения, раствориться дрожжей. А ведь нам эту бутыль ещё после рейса сдавать надо. Но как? В таком виде! - А мы и твою флягу царской водкой очистим, - сказал Ваня. Похоже, толк в ней он знал. Не прошло и пяти минут, как раствор был готов. Хотя до конца я не уверен в точности пропорций серной и соляной кислоты, но перстень, кинутый в него, выдержал и это испытание... Несколько минут. После чего стал блекнуть, тускнеть и расползаться. Ваня торжествовал! - Ну что, убедился? Надул тебя индеец. Монтигомо! Не скажу, что я тогда слишком расстроился. В конце концов, я и не собирался этот перстень носить. Но было, всё-таки, немного жаль, что я его никому из друзей так и не показал. Красивый был перстень, хоть и не золотой. Однако мне было интересно узнать: что ж это за царская водка такая и для чего она нужна. И вот что я узнал: «Царская водка - смесь концентрированных азотной и соляной кислот - придумана алхимиками. Обладает способностью растворять «царя металлов» - золото...» Так что ж это?.. Получается, я собственными руками, добровольно, в полном здравии, ясном уме и твердой памяти превратил свой золотой перстень в кусок... В общем, даже и говорить не хочется, во что я его превратил... А ведь, может, этот массивный, отполированный до ослепительного блеска перстень действительно принадлежал когда-то какому-то индейскому вождю. Кто знает? Да теперь никто... Но было, было в нём что-то манящее, завораживающее, гипнотизирующее. Было!