– А чего ж он сам не позвонил?
– Знаете… он очень плох. Сам он не может… лежит… не встает…
– Плох, значит?
– Да. Ну так что? Что мне делать в этой ситуации?
– Гм… А за ним кто-нибудь присматривает?
– Да. Женщина. Бывшая медсестра.
– Добро. Сегодня, наверное, ничего не получится… есть дела. Возвращайся к себе в Реутово. Жди звонка… тебе прозвонят на твой мобильник.
Она хотела спросить, когда именно ей следует ожидать звонка, хотя бы примерно. Но в трубке зазвучали частые гудки…
Лола села в машину и проехала еще два или три квартала.
Зацепив взглядом таксофон возле автобусной остановки, приткнулась к обочине.
Выковыряла из пачки Vоgue сигарету…
Какое-то время сидела неподвижно, так и не прикурив ее.
Вышла наконец из джипа, швырнув сломанную сигарету под ноги…
Вставила в прорезь таксофона новую карточку. Набрала нужный ей номер.
– Слушаю.
– Дон, это Лола. У меня есть для вас важные новости…
Тереза собрала со стола. Макс все это время сидел на табуретке; казалось, он над чем-то мучительно размышляет.
Она пошла к нему, положила руку на плечо, ласковым тоном поинтересовалась:
– Как ты себя чувствуешь?
– Н-ничего… терпимо.
– Что-нибудь не так? У тебя какой-то… необычный вид. Ты чем-то расстроен?
– Нет. То есть… Хочу тебя с-спросить кое о чем, Тереза.
– Спрашивай.
Он поднял на нее глаза… и она удивилась тому, насколько серьезно, насколько внимательно и как бы даже изучающе он на нее сейчас смотрел.
– Я – Макс?..
– Ну да, конечно. Вот и Лола сказала, что ты – Макс.
– Я – вождь?.. Я – «великий и ужасный»…
Она пожала плечами, но почему-то обратилась к нему на «вы».
– Да какой вы, спрашивается, «ужасный»? Для меня вы человек, нуждающийся за уходом… Не вижу в вас ничего «ужасного»…
– Ты что-нибудь слышала раньше обо мне?
– Да… краем уха, – она замялась. – Поговаривали, что руководитель организации… «очень крутой мэн»… Ну, молодежь так говорит.
– Крутой мэн?
– Да. И еще я слышала, что «вождь»…
– То есть я?
– …очень хорошо законспирирован. И что умеет так ловко закрутить дела, чтоб никто на него не подумал, что это именно он – «вождь». Ну а боевая группа так вообще засекречена… – она запнулась. – Ой… чего это я вдруг разболталась? Вы уж меня извините.
– Тереза, – «вождь» взял ее за руку. – Во-первых… давай опять на «ты», договорились? А во-вторых, присаживайся рядом… вот на эту табуретку, – он выдвинул ногой из-под стола табурет. – И давай-ка рассказывай…
– Что именно?
– Про «герильос»… про «городских партизанов»… про «боевую группу»…
– Да я же… я мало что знаю.
– Вот то, что ты знаешь, все мне и расскажи. Особенно… про меня и про Лолу! Может быть, после нашего разговора у меня хоть немного рассеется туман в голове… И пройдет, наконец, эта проклятая амнезия.
Глава 19
ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
10 января.
Вечером Лола приняла «сомнол» – боялась, что не уснет.
Препарат помог, спала, как мертвая. Лишь утром, около семи, когда живенько запиликал таймер будильника, вынырнула из бездонной ямы и даже успела увидеть короткий, но очень красочный, запоминающийся сон.
Ей опять привиделся Макс – любимый и единственный. Они стояли вдвоем, друг напротив друга, в странно пустом, гулком, безлюдном пространстве Третьяковского проезда, залитом каким-то иллюзорным, искусственным – но завлекательным, как мираж в пустыне – светом от протянутых над крышами гирляндами, который смешивался с отблесками, всполохами сверкающих неземным великолепием витрин бутиков. Ей уже доводилось тут бывать, и не раз. Здесь, в Третьяковском, представлены – своими горящими огненными клеймами – лучшие мировые бренды. В витринах открыто, безо всякого стеснения, выставлены товары для самых порочных, самых грешных людей – по безумным, не укладывающимся в уме нормального человека ценам. Если и существует рай для богачей, то здесь, на «улице бутиков», обустроен один из самых его заповедных уголков…
Ну вот: там-то, в Третьяковском, они и встретились. Столкнулись как бы случайно, нос к носу, под этим холодным электрическим небом, среди смахивающих на голливудские декорации роскошных витрин. У Макса был болезненный, страдающий вид. На голове накручены пропитанные кровью бинты; на месте левой глазницы – черный провал; зато уцелевший правый глаз смотрел на нее мягко, ласково, любяще… Так было его жалко, что хотелось реветь белугой. Она плакала; раньше, даже в самых экстремальных случаях не опускалась до бабьего скулежа, а тут не удержалась.