Допоздна горит коптилка — эта единственная роскошь, которую позволяет себе Томас Мор, — в одной из комнат студенческого общежития. Час, когда полагается гасить свет, давно прошел. Но Томас не думает об этом. Он весь во власти мыслей, которые открывает ему древняя книга. Как много знал, как много понимал ее автор, живший чуть ли не тринадцать веков назад! «Лучше всего писать о том, что сам видел и наблюдал». «Ум писателя должен походить на зеркало… Какими оно воспринимает образы вещей, такими должно отражать, ничего не показывая искривленным, или неправильно окрашенным, или измененным».
Мор любит эти тихие ночные часы, когда спит весь колледж, когда никто не мешает думать и читать.
…Диалоги, блещущие огнем остроумия. Живые сценки бытия. «Все это я, Лукиан, написал… Честные люди находятся в пренебрежении и гибнут в бедности, болезнях и рабстве, а самые дурные и негодные, пользуясь почестями и богатством, господствуют над лучшими». Бессмыслен порядок, «когда одни из людей богатеют сверх меры и живут в роскоши, а другие от голода погибают».
В борьбе, в добре, в познании, говорится в книгах, которые читает Мор, смысл жизни человека.
В одной из них Мор находит легенду о бесстрашном Прометее. Во имя спасения людей, которых обрекли на гибель жестокосердные боги Олимпа, не страшась злодейской кары, он похитил огонь и принес его людям.
Не о божественном ли огне человеческой мысли, не о надежде ли на лучшее будущее шла речь в мудрой легенде о Прометее?
Все шло хорошо, очень хорошо, хотя одаренному студенту жилось и не легко. Впоследствии он об этом расскажет в одном из своих писем к любимой дочери Мэг. О холодной комнате студенческого общежития, неуютной, на четверых. О пенни в день, которое давал ему отец. Этой суммы едва хватало лишь на обед…
Мор занимается столь усердно, что вскоре, как равный, становится вхож в среду лучших преподавателей.
О новой восходящей звезде учености заговорили в университете, уже сам Мор считал, что его дорога — это дорога ученого, знатока древних языков и античной науки, как вдруг после двухлетнего пребывания в университете последовал приказ отца: пора заняться делом. Философию и прочую античную премудрость Джон Мор таковыми не считал.
Литература, искусство, наука — все это для видавшего виды адвоката было в лучшем случае забавой.
Из всех наук он признавал одну — законоведение.
Именно поэтому в один — право, отнюдь не прекрасный для Мора — день последовал своего рода ультиматум: если Томас не начнет заниматься юриспруденцией, то будет лишен какой-либо родительской поддержки. И, кроме того, самым серьезным образом восстановит против себя отца. Вплоть до того, что будет лишен наследства.
Мор покидает университет и поступает в школу, готовящую юристов.
Что ж, юриспруденция так юриспруденция. В конце концов законоведение — в какой-то мере тоже изучение истории. Впрочем, Мора интересует не только прошлое.
Все пристальнее всматривается он в то, что происходит в современном ему мире и в Англии, его любимой Англии.
Так ли уж все в ней благополучно даже теперь, когда на какое-то время воцарился мир? Действительно, несколько присмирели немногие остатки некогда богатых и своевольных феодальных родов. Но все могущественнее становятся удачливые скопидомы, наживающиеся на торговле. И новые дворяне, которые охотно занимаются предпринимательством…
Роскошь дворца кардинала Мортона — и жалкие хибарки городской бедноты, повешенные за нищенство бродяги, толпы доведенных до отчаяния, не знающих, кому предложить свои рабочие руки, людей.
По некоторым свидетельствам, Мор в это время собирался стать духовным лицом. Может, таким образом (свободнее удастся заняться наукой? Монахам ведь не возбраняются умственные занятия. А то, что Мора интересует не только богословие, этого ведь никто, кроме него, не знает.
По ханжество, лицемерие, распутство монахов слишком чужды его честной и цельной душе. И потом он вовсе не хочет оставаться без семьи, видя в детях одну из радостей жизни.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Уже в ту пору Лондон был довольно большим городом: не менее ста тысяч жителей. Лес мачт, бесконечные торговые склады, многочисленные ремесленные мастерские с изображениями то сапога, то кафтана свидетельствовали о его торгашеском благополучии. Но совсем рядом — настоящие леса. И поля, рощи, деревушки. Даже от центра города до них недалеко.