Награждайте же лишь достойных, без поборов и притязаний, тогда увидите, какая перемена последует в сельских иереях. Если не сознание долга, то хоть честолюбие заставит многих одуматься, и вести себя и действовать, как прилично иерею. Великое дело — поощрение справедливое и разумное! А вы, так безумно щедрые на наказания, не хотите воспользоваться и этим средством, как и никаким, к улучшению сельского духовенства, и после этого жалуетесь, что нет сил исправить его! И вы осмеливаетесь жаловаться, награждая какого-нибудь благочинного, отъявленнейшего негодяя, т. е. поощряя его и ему подобных, на все дурное!! — Боже мой и Господи!
А и случится каким-нибудь чудом, что дадут награду бедному, так она вместо наказания ему. Везде награды присылаются на место жительства награжденному. У нас непременно вызывают его к архиерею — зачем? За тем. Чтобы он расплатился с архиерейскою и консисторскою сволочью. И спаси Господи, если он заплатит мало — получив награду, он вытерпит такую бесстыдную площадную брань. Столько выслушает угроз, что готов бы проклянуть и самую награду. И угрозы — не пустые слова — при первом случае приводятся в исполнение, из-за сущих пустяков он терпит жесточайшее оскорбление и даже наказание, чего никогда не случалось бы, если бы не постигло его несчастье побывать в консистории для получения награды.
Заключение
Но довольно! Нужно быть бесконечным, чтоб описать всё.
И это писали с невыносимою болью сердца. Не раз перо выпадало из рук наших, когда дело шло о том, что есть, хотя по возможности мы везде старались смягчить горькую истину. Даже мы приступали к этому делу после страшной двухлетней борьбы с самими собой. С одной стороны: всегда всю душу нашу возмущало положение (и какого ж истинного христианина не возмутит оно?), до которого дошло духовенство, особенно низшее; что может быть ниже, позорнее этого положения? Везде, от великолепнейших гостиных до курных изб, клеймят его злейшими насмешками, словами глубочайшего презрения, неодолимого отвращения; самые снисходительные отзываются о нем с состраданием или молчат. Ужасное положение! С мыслью о таком положении у нас всегда было наразлучно сильнейшее желание, чтобы духовенство, так или иначе, вырвалось из него; поняло ту чудно высокую цель, для которой учреждено оно на земле; стремилось к достижению этой цели по мере сил и возможности; словом, сделалось тем, чем должно быть. И это желание заставляло нас описать если не всё, то большую часть зла в духовенстве; указать на причины его, указать и на средства, какими, по крайнему нашему разумению и убеждению, можно до некоторой степени истребить его.
С другой, — нас всегда останавливала боязнь: поймут ли, т. е. захотят ли понять цель нашей записки? Не раздражит ли она тех, которые с сознанием или без сознания довели духовенство низшее до этого положения? А вследствие этого вместо пользы не принесет ли она еще вред для него? Не обрушится ли на него мщение жестокое, неумолимое, которое совсем задавит его?
Но нет, сказали мы наконец себе, — добро еще не умерло на земле; люди добра, в высшем значении этого слова, есть в мире, иначе мир погиб бы… Нет сомнения, что те, которые узнают себя в представленных нами чертах, назовут наши слова хулой, нелепостью, злонамеренным памфлетом […], если наша записка попадет в их руки. Но может она попадет в руки людей добра (неужели Господь, видящий, каким всепожирающим огнем горит вся душа наша к Церкви Православной, ко всему, что может служить для ее блага, для ее славы, попустит, чтобы записка наша попала в руки первых?), о, тогда и наша записка принесет хоть зерно добра! Без предубеждения, без озлобления прочтут они нашу записку; беспристрастно сделают поверку всему, высказанному нами, если сами не видели и не слышали того ж, что впрочем невероятно; и не опустят, а, может быть, даже поищут случай быть полезными для низшего духовенства…
Коренное преобразование для всего духовенства необходимо. Надеемся, что с этим согласится всякий, кто будет иметь терпение прочесть записку нашу. Но оно может совершиться лишь могучей рукой! Державного. Заслуживает ли духовенство того, чтоб подвигнуть к действию эту руку? Т. е. настолько оно полезно и нужно государству, чтобы единый Державный соблаговолил обратить на это внимание? Вот вопрос!!! От решения его зависит вся будущая судьба духовенства, т. е. возникнуть ли ему к жизни новой светлой и благотворной или догнивать в тлетворном болоте…
Мы не осмеливаемся дать полный ответ на этот вопрос, а дерзнем высказать одну только мысль.