Этот приют принес Лоррейн и ее мужу некоторую долю умиротворения, ощущение того, что их жизнь прошла не напрасно. Это оказалось для них особенно ценно после опустошенности тех первых лет, последовавших за известием о том, что у них никогда не будет детей, которые продолжили бы историю двух старинных семейств. И Лоррейн, и Джеффри являлись последними представителями своих фамилий. Но в отличие от многих своих современников они не сочли это соображение главным. Среди преобладавших в то время браков по расчету, заключавшихся между детьми из богатых семей, они отличались тем, что поженились по любви и, конечно же, хотели, чтобы эта любовь нашла свое выражение в детях. Несмотря на то, что Лоррейн росла в довольстве и неге, она была полна здравого смысла. Медицина не успела найти решения ее проблемы, но она решила ее сама, с помощью Джеффри, конечно. Сначала они основали приют, а позднее приняли в свой дом и свое сердце четырех девочек. Все они были очень разными, но у всех позади были трагедии, так что они отчаянно нуждались в том, что не могли бы им предоставить семьи среднего достатка. Лоррейн и Джеффри любили своих приемных дочерей, избранниц своего сердца, вели их к зрелости, переживали их ошибки, радовались их успехам и ждали. Ждали, чтобы каждая из них нашла'себе избранника и полностью раскрылась. Но ждали они напрасно. Джеффри рекомендовал терпение. Лоррейн напоминала своему супругу, что Каприс и Силк, двум старшим дочерям, уже скоро тридцать и необходимо что-то делать. После месяца сомнений, споров и трудных решений Лоррейн составила План. И сегодня она намеревалась начать его осуществление.
– Дорогая, ты уверена, что не передумаешь? – встревоженно спросил Джеффри. В лучах солнца, врывавшегося в окна уютной гостиной, благородные черты хозяина дома казались еще более аристократическими. Но никто не смог бы не заметить, насколько властен и полон сил этот стареющий воин бизнеса.
– Мы потребуем от них очень многого: отдать нам год своей жизни, переехать в другой город, начать все с нуля. Хоть мы и свели опасность к минимуму, поручив компании Киллиана приставить к каждой из них личную охрану, в твоем плане все равно остается элемент риска. Я же знаю тебя, дорогая. Если что-то случится, ты будешь винить во всем себя. Я не хочу, чтобы ты страдала.
Лоррейн не стала оспаривать очевидное. Они слишком хорошо знали и понимали друг друга, чтобы между ними могла существовать ложь.
– Мне жаль, что мы не придумали какого-то другого способа. Я знаю, что мой план отчаянный и рискованный. Но мы же не можем оставаться в стороне и смотреть, как каждая из них губит свою жизнь. Репутация Силк погублена. Сплетники не оставляют ее в покое. Газеты зарабатывают состояние на каждой статье, где фигурирует ее имя. Каприс становится агрессивной, все дальше отходя от женского рода. Она одевается так, словно презирает свой пол, и поглощена исключительно карьерой! У Леоры стойкости не больше, чем у мокрого полотенца – она все время отстраняется от окружающих и от самой себя. А Ноэль словно вообще не подозревает о существовании реальности. И ни одна из них, сколько я с ними за этот месяц ни разговаривала, не готова признать, что ее жизнь и ее выбор ошибочны. Мы предоставили им материальное благополучие и спокойную и теплую атмосферу, полную любви. Но, возможно, именно это не дает им реализовать свой потенциал. Может быть, имея такое прошлое, они нуждались в настоящих трудностях, чтобы перестать замыкаться на себе и выйти в реальный мир. – Она заглянула мужу в глаза, нуждаясь в его поддержке и зная, что всегда ее найдет. – Мне невыносимо думать, что наше вмешательство в их жизнь не дало им полностью проявить свои способности.
Джеффри взял жену за руку и крепко ее сжал. В его глазах ясно отразилась тревога за нее и за их дочерей.
– Ты связала со своим планом очень много надежд. А что, если они не согласятся? Ты сможешь оставить их в покое и наблюдать за ними со стороны?
– Не знаю, – со вздохом призналась Лоррейн. – Я молюсь так, как не молилась уже давно. Мы все перепробовали! Мы пригласили для Леоры и Ноэль лучших психотерапевтов. И для Силк и Каприс тоже, хотя обе отказывались с ними работать, только отмалчивались. Мы дали им образование, любили их, но мы не дали им свободы от нас и нашего влияния. Мне мучительно больно требовать от них отказаться от привычного им образа жизни, но я не могу этого не сделать. Я верю в них, в их возможности, их мужество, волю, находчивость. Их только надо подтолкнуть к тому, чтобы они справились со своим прошлым, настоящим и будущим.
Джеффри поднес ее руку к губам, продолжая наблюдать за ней, пока целовал ее пальцы.
– Тогда все получится, дорогая. Я тоже в них верю. – Стук в дверь заставил его обернуться. – Это, должно быть, Граймс – доложить, что наши птенчики прибыли. – Он встал, не выпуская ее руки. – Ну, начнем кампанию?
Лоррейн еще раз пожала ему руку, а потом грациозно встала, по-прежнему стройная, как тростинка – годы ее не согнули. Глаза у нее были теплого зеленовато-коричневого цвета, мягкие русые волосы она стригла коротко, подчеркивая контуры лица. Она казалась нежной, необычайно женственной – но под изящной внешностью скрывалась сталь. Лоррейн была из тех женщин, которые одним движением бровей добиваются большего, чем другие руганью и истериками.
– Ты пойдешь со мной?
Джеффри покачал головой.
– Нет. Пока ты будешь их уговаривать, я лучше развлеку Киллиана и его людей.
Она мягко рассмеялась.
– Хочешь сказать, что попытаешься убедить их в том, что я не сошлас ума? Глаза Джеффри заискрились смехом.
– Ласточка моя, никто из тех, кто знает меня или тебя, никогда не сделает такой ошибки. Ты выбираешь необычные способы для осуществления своих целей, но ты их достигаешь.
Супруги вместе вышли из комнаты, кивнув Граймсу, дворецкому. В холле они расстались, и каждый пошел выполнять свою миссию в той непростой задаче, которую им предстояло решить ради любви к своим детям.
– Интересно, что нужно маме, – рассеянно пробормотала Ноэль.
Она была стройной, длинноногой молодой женщиной с огромными лиловыми глазами и прямыми черными волосами, спускавшимися до талии. Ноэль казалась хрупкой, и у людей создавалось впечатление, что достаточно одного громкого звука, и ее ненадежное равновесие нарушится. Несмотря на свою удивительную внешность, Ноэль всегда казалась несобранной. В ее облике всегда было что-то неопрятное: незакрепленная прядь волос, размазанная по щеке тень для век… Вот и сегодня у сиреневого платья, облегавшего ее фигуру, в ряду пуговичек, тянувшихся от горловины до подола, внизу не хватало двух, а волосы были чуть растрепаны.
Силк обратила внимание на внешний вид Ноэль, но не стала ничего говорить по этому поводу. Откинувшись на спинку кресла, она покуривала тонкую сигарету. Как и все остальные члены семьи, она давно махнула рукой на странные привычки Ноэль. Взглянув на дверь гостиной матери, Силк в сотый раз пожалела о том, что Лоррейн созвала это собрание в столь ранний час. После такой ночи, как вчерашняя, единственное, чему бы она сейчас обрадовалась – это возможности проспать часов шесть кряду. Или хотя бы четыре. Она снова поднесла сигарету к губам, мысленно проклиная дурную привычку, к которой возвращалась лишь в ситуациях, когда ей необходимо было оставаться начеку, производя при этом впечатление полной невозмутимости. Заложив ногу на ногу, Силк полюбовалась тонкими нейлоновыми чулками и узенькими белыми туфлями на высоченном каблуке, благодаря которым она прибавляла немало сантиметров к своим ста шестидесяти. Покрой ее белого платья был очаровательно прост, но на ней оно смотрелось невероятно сексуально. И в отличие от Ноэль каждый волосок и каждая пуговичка у нее были на своем месте, а макияж выглядел безупречно, несмотря на поспешность, с которой она его накладывала.