Выбрать главу
V Ретроспекция —Жар пестрого базара, рабыня на помосте. Дулат слова бросает, как циферные кости: — Ее тамга — два круга, два глаза, как два солнца, две ягодицы, груди, как два горба верблюда. Эй, не глядите мимо, не обманитесь, люди. Два круга, как два блюда с ломтями блуда. День в ночи превращает, в неверье обращает, и кто не знал, познает, что значит расстоянье меж двух кругов единых! Познайте тайн дивных. …Познайте дивных тайн, рабыне Айн-аль-айн[64].
VI И случилось то, о чем ишкузы тихо поют, наполняя глаза горьким светом. О, этих женщин вправду не поймешь, их искренность лишь обрамляет ложь. — Бери, если уверен, что возьмешь. Власть упустил! Меня ты упустил. Ты так любил, Теперь ты не дрожишь. Уходишь от меня, исполнен сил. Жизнь отдаешь! Ты мной не дорожишь. …Рабы не имели страсти и не достигли власти. В несчастных я пробуждала, если не страсть, то страсти. И не свободу — волю в души их насаждала, этим прекрасным телом веру их наслаждала. Я не умею править, но наделяю правом первой счастливой ночи тех, кто продолжить хочет дни в неразумном счастье, тех, кто достоин участия. Ты же, увы, не сможешь не утомиться властью…
VII Он разрывал ее руки, как ткани. Она, как раба, отбивалась руками, кусалась, мычала, впивалась зубами досады, визжала, как нежный джейран в тигриной засаде. Сдавил ее горло и в рот ей вогнал крик, он белел из открытого рта, словно мраморный клык, и скользил по броне боевой, защищающей сердце. И когда он расчистил путь к цели, когда он руками пчелы раздвигал лепестки ее ног, чтобы жалом звенящим ударить в нектар вожделенный, случилось то, о чем ишкузы тихо поют, наполняя глаза горьким светом вопроса.
VIII Читатель мой, мужайся, мы из шатра не выйдем, что было — не увидим, что не было — увидим. Кто видывал такое — цветок пчелу ужалил и навсегда покоя лишил пчелу? — Ужели? Светильники пылали, косог за стенкой плакал, и возле сердца плавал ай крови: «Айналайн!» Верблюдов нагружали, гнедых коней седлали. Костры в степи тушили смущенные мужчины. Плясали в реве копий под музыку мечей стремительные кони на празднике войны, стелились в ноги ткани дымящихся ночей, лицом к лицу с друзьями, мечом к мечу с врагами, взовьется пыль погони!.. …Летели сквозь Персию злые, веселые кони.

КАЗНЬ

I Шел дождь. По шлемам войлочным. По латам кожаным. Домов тележных раскисали кошмы. Густы у небосклона персов стаи. Сошлись кибитки в круг — и кошем стали. А стрелы вяло падали из луков, стрельба не получалась у косогов, не гнулись луки — тетива тянулась, судьба ишкузам криво улыбнулась. Уверенные луки не стреляли! Оракулы ишкузов растерялись. Трезубцами по лужам провели, а что они прочли, никто не спрашивал. Но вот выносят знамя рукопашной.
II «Мы садились на пегих коней, к животам прижимали руки, и молилась орда перед ней, проносили хоругви, хоругви. В центре белый каганский флаг, волчеглавый и солнцегрозкый, а на левый и правый фланг уплывали знамена красные. Этот видел их, видел тот каше крепкое красное знамя, красное-красное, как восход, потревоженный табунами. До закатных стран донесли цвет восхода. Они узнали, что закаты румийской земли были цвета восточного знамени. Жен румийских собой напоив, возвратимся мы стариками, станут драками наши бои, реки горные — арыками. Мы вернемся в свои ковыли, поредеют густые сотни, и в пределы родной земли пусть ворвутся пустые седла». Ур![65]— привстали на стременах, Ур!— поправили малахаи, Ур!— и двинулись племена жнецов немилосердных на пахарей.
вернуться

64

А й н-а л ь-а й н — др. семит, название знака любви — Два круга (И ш п.).

вернуться

65

У р! — клич, дословно «Бей!» (И ш п.).