«Вблизи Чингизских гор его могила…»
Вблизи Чингизских гор его могила,
Исколотая желтыми цветами;
Голодными, немилыми, нагими
К могиле приходили на свиданье.
И пили, усмехаясь, горечь песен,
И, колыхаясь, колебались травы,
Цветы желтеют грустно,
Как отрава…
Вблизи Чингизских гор его могила.
ХРОМОЙ КУЛАН
Дикие кони в степях Джетысу!
Жмутся в долинах,
Вдруг — на курганах.
Тучи храпящие ветер несут,
И-и-и,
Заливаются конским «ураном»[5].
Грохот протяжный.
Следом за солнцем.
Рвутся копыта по солонцам.
Черный вожак,
ковыляя, несется
И-и-и,
Выкипает кровь жеребца.
Черный вожак.
Сохранивший стадо
в джут[6],
С перебитой в битве ногой,
Умница старый,
Скрывая слабость,
Гонит куланов на водопой.
Каждую ночь он стоит на кургане,
Ногу подняв,
Охраняет табун.
Кони клялись ему на коране
В верности вечной,
Клятвой табу.
Бег укорочен.
Дробно по кругу
Гривы толпою за вожаком.
Крупами потными давят друг друга
Не обгоняют Хромого —
Закон.
Травы затоптаны,
Взболтаны реки,
Первым хромой по воде зашагал.
Пьет.
Отдыхают низкие веки,
Ногу в воде незаметно поднял.
Стадо притихло.
Нюхает. Страшно.
Где-то рождается запах волков.
Пей! Не волнуйся.
Стадо на страже.
Белые волны — как молоко.
Дикие, да.
Но не стукнет копыто.
Бродит под шкурой начало чувств.
Я заарканю куланов для битвы
И благородству у них научусь.
Он успокоился.
Вышел на берег.
Телом тряхнул и пошел на бугор,
Кони рванулись,
Ты не поверишь,
Встали, и волны вот так —
До горл.
Реки степные пересыхают,
Вниз по течению в час водопоя
Жрут разгоряченные,
Вдыхают
Воду Тентека дикие кони…
МОЛИТВА БАТЫРА МАМБЕТА
ПЕРЕД КАЗНЬЮ
Бисмилля!
Я в далеких походах забуду себя,
Я в битвах — по году,
В обидах — по горло,
Я родился в седле,
Умираю в цепях,
Меня водят пешком, как собаку, по городу.
Я забуду, как пахнет запаленный конь,
Я забуду в зиндане[7] гортанные кличи,
Утром тело разрубят и бросят в огонь,
Мое темя забудет былое величье.
Я забуду, как жены боялись меня,
Я как меч обнаженный,
Но ржа меня режет.
Сердце в горле как яростная змея.
Э, не так!
Мое сердце — ощипанный кречет.
Все забуду,
Молитвы — спасенье свое,
И пожары, и битвы, аллаха забуду…
И в казахских казанах шипит молоко…
И собаки рвут шкуры друг другу от скуки…
Я в зиндане лежу глубоко-глубоко,
А луна, как лепешка, мне катится в руки…
КОЧЕВЬЕ ПЕРЕД ЗИМОЙ…
Когда расцветет, сверкая,
Звезда Сумбуле,
Косяки кобылиц
Отдадут свое белое молоко,
Тонкодлинные гуси над степью моей
пролетят,
И печально-печально в ночи прокричат
Мои бедные, белые гуси.
Это значит — трава постарела
на пастбищах.
Поднимайся, кипчак…
Пусть умрет у меня на руках,
Сверкая, звезда Сумбуле.
«Волхов, волхвы…»