— А разве это не так?
— Нет, не так. В Городе есть временные жители, это женщины, их приводят сюда, чтобы повысить рождаемость. Вернее, в надежде, что они произведут на свет девочек.
Я подумал-подумал и сказал:
— А ведь моя мать тоже была не из Города.
— Правда? — Впервые с момента нашей помолвки Виктория казалась встревоженной. — Я и не знала…
— По-моему, это яснее ясного.
— Наверное, только я как-то не задумывалась…
— Да ладно, стоит ли об этом…
Виктория внезапно смолкла. В сущности, личность моей матери меня никогда не волновала, и я пожалел, что вспомнил о ней. Что оставалось делать? Я попросил:
— Расскажи мне про все это поподробнее.
— Стоит ли? Да мне больше почти ничего и не известно. Лучше расскажи о себе. Что делается в твоей гильдии?
— Там все в порядке, — отрезал я.
Мало того, что клятва прямо запрещала мне беседовать на подобные темы, я не испытывал и охоты говорить. Виктория оборвала свой рассказ так неожиданно, что у меня создалось вполне определенное впечатление: он далеко не окончен, но какое-то опасение помешало ей продолжить. В течение всей своей жизни, или, по крайней мере, сколько я себя помнил, отсутствие матери воспринималось мной как нечто само собой разумеющееся. Мой отец, когда ему случалось упоминать о ней, делал это спокойно, между прочим, и мне казалось, что тут нет никакой загадки. Действительно, многие мои однокашники были в таком же точно положении, как и я, а уж что касается девочек, то своих матерей не знали большинство из них. И пока этот вопрос не вызвал у Виктории такой странной реакции, я о нем, в сущности, и не задумывался.
— Ты у нас исключение, — сказал я, надеясь подобраться к той же теме только с другой стороны. — Твоя мама жила и живет в Городе.
— Угу, — отозвалась она.
На том и пришлось поставить точку. «Ну и пусть», — решил я. В конце концов, я и не собирался обсуждать с Викторией что бы то ни было, кроме наших собственных дел. Короткие два дня в Городе я хотел посвятить тому, чтобы узнать ее поближе, а вовсе не обсуждать проблемы генеалогии.
Но ощущение отчужденности, возникшее между нами, не проходило. Разговор угас.
— А что там? — спросил я, указывая на окно. — Можно туда выйти?
— Если хочешь. Пойдем, я покажу.
Вслед за ней я вышел из комнаты и направился по коридору к двери, выводящей наружу. Ничего интересного я в общем-то не увидел: открытое пространство оказалось всего-навсего узким проулком между двумя жилыми кварталами. Проулок заканчивался возвышением, туда вела деревянная лестница. Но сначала мы дошли до противоположного его конца, где была еще одна дверь, ведущая обратно в Город; затем, вернувшись, поднялись по ступенькам и очутились на площадке, где стояло несколько скамеек и еще оставалось немного свободного места. С двух сторон площадку ограждали высокие стены, с третьей — там, откуда мы поднялись, — взгляд упирался в проулок, обрамленный крышами жилых помещений. Но с четвертой стороны, где не было никаких построек, открывался вид на окружающую местность. Я испытал некоторое облегчение: условия клятвы вроде бы предполагали, что даже право выглянуть за пределы Города предоставлено лишь гильдиерам.
— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила Виктория, опускаясь на скамейку лицом к лесу и холмам.
Я сел с нею рядом.
— Мне нравится.
— Ты был там?
— Был.
Ответ дался мне с трудом, — в самом деле, как ответить, не нарушая клятвы? Как рассказать Виктории о своей работе, не преступая пункт за пунктом взятых на себя обязательств?
— Нам не часто разрешают подниматься сюда, — сказала она. — Мало того, что двери на замке по ночам, их открывают только в определенное время суток. Иногда вообще не открывают по нескольку дней подряд.
— И тебе неизвестно почему?
— А тебе?
— Ну, быть может, это имеет какое-то отношение к работам, которые ведутся снаружи.
— И о которых ты не хочешь ничего рассказать.
— Не хочу, — признался я.
— Почему не хочешь?
— Не могу.
Она смерила меня взглядом.
— Ты сильно загорел. Работаешь на солнце?
— Бывает и так.
— Когда солнце поднимается над головой, площадку закрывают. Я видела только, как его лучи касаются самого верха зданий.
— Да там и смотреть не на что, — сказал я. — Солнце такое яркое, что глядеть на него в упор просто нельзя.
— Я хотела бы убедиться в этом своими глазами.
Я сменил тему.
— А чем ты занимаешься в настоящий момент? Я имею в виду — у себя на работе?..