Изумленные ряды лиц гостей и искаженные ненавистью — братьев, врезались в память. Без чехла стало дико и неуютно, словно только что вышла из речки в одной сорочке. И вместе с тем в голове отчетливо застучали «часики» — стрелки, отмерявшие остаток жизни. Ибо Виктория поняла — интерес и восторг, засквозивший в глазах холостых джентльменов, ей не простится никогда. Оставалось только гадать, что станет орудием. Отравят? Придушат подушкой? Или механический слуга свернет шею так же равнодушно, как подает завтрак?
Глава 2
— Десять шиллингов пятнадцать пенсов, — высокий полноватый мужчина, сидящий вполоборота к входной двери, поднял руку. Указательный и большой пальцы выпрямлены, остальные — прижаты к ладони — знак искренних намерений, принятый на «рынке рабами». Именно так прозвали горожане аукционную биржу, на которой продавалась выкупная прислуга.
Энтони с интересом рассматривал не только этого господина, но и высокие потолки, скудно украшенные резным рисунком стены, ряды стульев с номерами и сидевших на них немногочисленных джентльменов. Все они были как на подбор — лет пятидесяти, с обрюзгшими животами, на которых с трудом сдерживали напор узких пиджаков крупные пуговицы. Время то времени кто-то из них поднимал руку и произносил цену. Судя по тому, как незначительно прибавляли пенсы прижимистые господа, аукцион длился уже второй час.
Почему Энтони решил зайти сюда, он и сам не смог бы сказать. Просто бродил по улицам, коротая время до прибытия дирижабля под выкрики газетчиков о сенсационном событии. Кажется, юная наследница трона Виктория, которую долгое время считали смертельно больной, чудесным образом исцелилась. Но вслушиваться, выясняя подробности, не хотелось.
Лондон с его светскими интригами и пустыми чудесами навевал тоску. К тому же здесь у Энтони не осталось дома или квартиры — продал, не желая вспоминать похороны отца. Единственный же друг, который уже добрых пять лет не отвечал на письма, уехал по делам и, судя по заверениям дворецкого, вернется не раньше следующего дня. И теперь, когда свободного времени было достаточно, чтобы зайти в кофейню или на телеграфную станцию — отправить сообщение стряпчему, ноги притащили Энтони на Оксфорд-стрит. Раньше он часто проезжал мимо высокого белого здания биржи с колоннами и статуей Фемиды. Считалось, что продажа людей основана исключительно на справедливости — с торгов шли те, кто убивал, крал или разбойничал. Но гораздо чаще сюда пригоняли тех, кто просто не мог оплатить долги.
Нынче же словно кто-то вселился в Энтони и так и тянул к огромным железным воротам с казенными гербами. Рассмотрев публику, он не сразу обратил внимание на предмет торгов — до синевы худую девушку лет пятнадцати с длинными распущенными волосами в простом холщовом платье. Как и полагалось по закону — на шее у нее красовалась толстая пеньковая веревка, как символ утраты прав человека над самим собой. Энтони пытался рассмотреть ее глаза, словно от этого зависело что-то важное, но не мог — они были плотно закрыты.
Охваченный желанием узнать больше о происходящем, он прошел вглубь зала и присел рядом с джентльменом, протиравшим лысину платком. Как раз в этот момент он назвал цену в двенадцать шиллингов.
— Интересуетесь? — не дожидаясь, когда Энтони соберется с духом и заговорит первым, произнес джентльмен.
— Еще не знаю, просто зашел…
— Такое бывает в вашем возрасте, — собеседник смерил его взглядом. — Впрочем, не стоит стыдиться, пусть даже вы и зашли в первый раз.
— Это действительно так.
— Хм… А ведь повод есть, не так ли? Девчонка утверждает, что исполняет желания… Я вот, тоже не смог пройти мимо.
— Колдунья? — Энтони ощутил, как к горлу подступила дурнота. Улицы Лондона кишели шарлатанами вроде уличных гадалок или неопрятного вида «магистров магии», продававших из-под полы целебные или приворотные зелья. Их объединяло что-то общее: то ли воспаленные взгляды, то ли щербатые рты, скалящиеся в корыстных улыбках. В любом случае к людям подобного рода возникало отвращение — и ничего более.
— Вроде нет, — задумчиво ответил джентльмен. — Распорядитель мел какую-то чушь вроде ангела, который ей помогает…
— А орден Квентина? — досадуя на самого себя за излишнее любопытство, произнес Энтони. Все-таки не верилось, что инквизиция допустила публичной продажи колдуньи. И потом — стоявшая перед ним девушка совершенно не походила на сподвижницу нечистого духа.
Собеседник добродушно улыбнулся.
— Вы и правда столь наивны? У инквизиторов тоже есть свои желания, ради которых можно закрыть глаза даже на колдовство. Не забывайте — далеко не всё можно купить за деньги…
— Простите, а вы тоже верите в ее, скажем, необычные способности?
Рассудок подсказывал, что неплохо бы откланяться и уйти, но вместе с тем его всё сильнее охзватывало любопытство. Кто она и как сюда попала, эта девчонка? Собравшаяся публика в цене уже перешла грань обычной горничной или кухарки.
— Кто знает, друг мой, кто знает… Но, черт возьми, я готов выложить фунт стерлингов за одну только надежду на это! И потом, — шепотом добавил он, склоняясь к уху Энтони, — я слышал, что чудесные способности девчонки кем-то уже опробованы. Впрочем, хочется верить, что этот кто-то опробовал только способности.
Последнее предложение он сказал громче и, не стесняясь присутствующих, захохотал, довольный сальной шуткой. Энтони ничего не ответил, он пристальнее всматривался в осунувшееся лицо с бледными щеками и не мог избавиться от ощущения, что девчонка все слышит. Каждое слово, каждый смешок или цепкий взгляд. И все эти господа, видящие в ней лишь волшебную палочку или очередную выкупную, не вызывали у нее ни страха, ни трепета — только презрение. Энтони почти кожей ощутил его. Передернув плечами, он, неожиданно сам для себя выкрикнул новую цену, когда распорядитель — высокий толстяк, ничем не отличавшийся от присутствующих, уже отсчитывал «на два».
Казалось, только сейчас остальные торгующиеся заметили Энтони. С передних рядов послышался шепот, и пристальные изучающие взгляды. Задние же опустевали — видимо, покидавшие их джентльмены посчитали, что гинеи слишком много за надежду. Недавний собеседник Энтони тоже ретировался, одобрительно хлопнув его по плечу, словно пожелал удачи.
— Гинея раз, — отсчитывал распорядитель, делая нарочито длинные паузы. — Гинея два… Гинея три! Продано мистеру…
— Джортану, — Энтони привстал, называя имя.
— Продано мистеру Джортану за гинею, — провозгласил распорядитель, ударяя молоточком по столу.
Продажа состоялась, но почтенные джентльмены с передних рядов, похоже, и не собирались покидать зал. Только когда распорядитель начал зачитывать досье на новый товар, Энтони понял, что аукцион еще не окончен. Впрочем, это уже не имело значения. Его покупку вывели на веревке в боковую дверь, жестом указывая, чтобы Энтони шел следом. Там оказался узкий кабинет, в котором хватало места только столу и двум стульям. Получив деньги, помощник распорядителя — низкорослый мужчина со смотрящими в разные стороны глазами, отдал ему бумаги и поводок, умудряясь при этом не произнести ни слова.
Энтони так и вышел на улицу, ведя девчонку на веревке, будто козу. Зачем он купил ее и что будет с ней делать? Ответов не находилось. Словно надеясь узнать их у нее, Энтони обернулся и замер — она тоже смотрела на него. Он ждал увидеть в ее глазах ненависть, обреченность, страх, все то же презрение, но вместо этого встретил надежду. И в этот момент Энтони понял, что больше не будет чтения французских романов, посиделок за чашечкой чая с дочерьми соседа — мистера Брюбери и писем мисс Честер, перевязанных розовыми лентами…
Глава 3
Несмотря на пронизывающий холод, длинная платформа причала для дирижаблей кишела людьми. Около торговых лавок с колбасами, сырами и свежим хлебом толпились слуги, покупавшие для господ провиант в дорогу. Многие из скучавших здесь аристократов прибыли из дальних провинций и успели поистратить съестные запасы. Тут же — на соседних с едой прилавках, громоздились диковинное оружие, медальоны и кулоны, выдаваемые продавцами за золотые и серебряные, резные веера и прочая мишура, которую охотно брали старавшиеся выглядеть важными простолюдины. Мимо вальяжно прохаживались полицейские, скользя по прохожим обманчиво равнодушными взглядами. Богато одетые женщины чинно взирали на происходящее, сидя на деревянных чемоданах или опираясь на зонты.