- Я не поблагодарила вас как следует за Макара, - помолчав, говорю я. - Спасибо вам огромное! Даже не знаю, как отблагодарить. Могу всех подстричь. Но вы тут почти все под "спортивную", под машинку!
- Так удобнее, - я впервые вижу, как он улыбается. - Не надо нас благодарить, Аркадий Романович всем дал премию сразу после того, как нашли мальчика.
"Надо же!".
- Может, позвонить ребятам, чтобы вам чай принесли? - спрашивает он.
- Нет, спасибо!
Туча, сначала показавшаяся небольшой, затягивает небо, и начинается нудный дождь. Только этого не хватало!
- В дом? Или в машину хотя бы?
- Нет, - я непреклонна.
Вздохнув, Володя достаёт из машины большой чёрный зонт и открывает его над нами. Делать нечего, и под шум дождя он начинает мне рассказывать о дочках. Старшая окончила второй класс, отличница, гимнастка. Младшей пять, очень бойкая, и её отдали на тхэквондо, мальчишек гоняет там вовсю. Жена работает бухгалтером в детском саду. Я слушаю. Я умею слушать, и Володя рассказывает. Чувствуется, что он любит поговорить, но работа не располагает к словоохотливости. В выходные он ездит на дачу или на рыбалку с тестем. Тесть - мировой мужик, военный в отставке.
Мы забываем даже о дожде, который усиливается. Володя сидит со мной уже тоже полтора часа, итого я тут три часа. Начинаю подмерзать, но даже не думаю сдаться и уйти.
И вот мы как раз в середине какой-то забавной армейской истории от Володи (он служил в ПВО, как в песне, это я уже поняла), когда показывается автомобиль Аркадия.
Увидев наши посиделки, он всё же останавливается. Володя поднимается, пытается оставить мне зонт, но я складываю зонт и отдаю ему. Не сахарная, не растаю.
Володя, проходя мимо Аркадия к своей машине, что-то говорит. Видимо, обо мне. Аркадий кивает, вид у него, мягко говоря, виноватый. Но мне уже всё равно. Три с лишним часа ожидания сделали своё дело, я в тонусе, готова к боевым свершениям.
Володя уезжает, и Аркадий сразу бросается ко мне. Не тут-то было! Я отпрыгиваю на приличное расстояние, выставляю руки вперёд и провозглашаю:
- Не смей приближаться! Я здесь исключительно по делу.
- Зачем три часа сидеть на улице, Кира? Ты с ума сошла? Почему не пошла в дом? - он пытается медленно приблизиться.
- Ни с места! - я ещё отхожу. Дождь усиливается, а мы оба без зонта. - Я знаю, что ты меня видел! Видел и уехал! И оставил телефон! Так какого чёрта я забыла в твоём расчудесном доме?!
У меня всё клокочет внутри. Я близка к истерике. Видимо, всё напряжение этих дней готово выплеснуться. Опять! Опять я выхожу из-под собственного контроля, и опять всему виной он!
Я вижу, он прикидывает, как бы схватить меня.
- Даже не думай! - предупреждаю я. - Я всё скажу, и отправляйся туда, где был! Без телефона! Хоть без штанов! Мне всё равно. Я ждала тебя, а приехал Артём. Он хотел вернуть меня, ты был прав. Но я отказалась, в том числе, и от возвращения в салон. Сказала, что никогда не вернусь. Он всё понял и сказал: дай хоть обнять на прощание. Знаю, я должна была сразу оттолкнуть, тогда бы мне не пришлось вырываться. Это моя единственная вина.
Я уже промокла почти до нитки. Пора уходить.
- Я рассказала всё! Больше за мной ничего нет. Но ты же не дал мне и малейшего шанса. Просто взял и проехал мимо. Потому продолжай в том же духе! Желаю успехов! - и я бегом припускаю по полю, лечу во всю прыть.
Не знаю, переоценила ли я свою спортивную подготовку, или недооценила Аркадия, но он догоняет меня через несколько секунд. Прижимает к себе очень крепко, как тогда в саду. Я борюсь, пытаюсь вырваться, не сдаюсь.
- Прости! Ну прости, Кира! - повторяет он. - Боже, вся мокрая, замёрзла! Как я мог!
Он в отчаянии. Поскольку я продолжаю биться, Аркадий хватает меня на руки, тащит, запихивает в машину и каким-то хитрым способом блокирует двери. Я пытаюсь выбраться, и не могу! Он быстро садится за руль, "городские ворота" поднимаются, и мы въезжаем в посёлок.
Я прекращаю попытки вырваться на свободу; надувшись, молча смотрю в окно машины. Вскоре мы на месте. Аркадий просит кого-то из охраны загнать автомобиль, вытаскивает меня, и крепко держа за руку, ведёт в дом.
- Быстро позвони своим, чтобы не волновались, и телефон мне, - командует он, заперев двери.
Я выполняю приказ, и Аркадий отнимает у меня телефон.
- Все двери закрыть, все телефоны спрятать, - бормочет он. - Чтобы никто! Ничто!..
Потом он вновь хватает меня за руку, ведёт в душевую, начинает меня раздевать. Я смущаюсь, пытаюсь удерживать его руки, но всё напрасно.
- Я забираю это всё в стирку, - сообщает он, когда я стою перед ним нагая, кое-как прикрывшись полотенцем. - А ты быстро под горячий душ, греться!
Он захлопывает двери, но через пару минут стучится.
- Открой, я принёс тебе халат.
Я открываю, спрятавшись за двери, а он кладёт на батарею розовый халат с единорогами.
- Женька в подростковом возрасте была такая, как ты сейчас, так что не обессудь. Только такой.
Я послушно греюсь, долго не выхожу. Аркадий начинает стучать в двери душевой. Он выражает надежду, что я не собираюсь сидеть там до утра.
Едва выхожу, как тут же оказываюсь в его руках, и он ведёт меня в кухню.
- Есть хочешь?
Я молча качаю головой.
- Тогда чай. Я был у друга, того самого, директора физматшколы, а у него всегда есть чай на все случаи жизни. Как ты не отпускаешь Поля без витаминов, так мой друг не отпускает меня без чая.
Аркадий наливает в большие кружки дымящуюся рубиновую жидкость, садится рядом со мной. Ставит передо мной корзинку с печеньем; также на столе лежит плитка тёмного шоколада.
- Он же объяснил мне, что далеко не всё, кажущееся очевидным, очевидно на самом деле.
- А ты сам этого не знал?
Я впервые заговариваю с ним с тех пор, как он затолкал меня в машину.
- Знал, но ревность - очень нехороший, коварный спутник и советчик. А она сопровождала меня почти весь вечер.
Чай и правда необыкновенный, очень вкусный.
Тяжело вздохнув, Аркадий пересаживает меня со стула на свои колени, прижимает меня к себе.
- Быстро обещай, что выйдешь за меня замуж, и чем быстрее, тем лучше. Я жду, - говорит он мне в плечо.
Я молчу.
- Кира! Быстрее! Я потом обязательно попрошу твоей руки у всей вашей семьи, но сейчас мне нужно твоё личное согласие. Ты должна быть моей. Хватит. Букетно-конфетный период - это не наше, я уже понял. Кира!
Я уже давно всё простила, как устоишь перед таким напором!
- Я согласна, но учти, ты сам этого хотел, вини потом себя!
- Спасибо, любимая, спасибо! Ты не пожалеешь, Кира, никогда!
Обхватив меня за щёки, Аркадий целует меня. Поцелуй становится всё глубже.
Мы встаём, и Аркадий, быстро сняв с меня халат, отбрасывает его.
- Ну его, чувствую себя Гумбертом рядом с этими оленями!
- Это единороги, а не олени.
Аркадий делает шаг назад, рассматривает меня. Он тяжело дышит.
- Как ты прекрасна, Кира! - его пальцы легко касаются моей груди, и я не в силах сдержать стон. Закрываю глаза, ресницы мои трепещут, дыхание сбивается.
Аркадий в восторге от моего отклика, он целует мою шею, спускаясь губами и языком всё ниже; его руки мягко гладят мои бока, спину, бёдра, и я опять (или снова!) полностью теряю контроль над собой.
Обнимаю, отчаянно целую Аркадия, и с удовольствием вижу, что он тоже отпускает себя, полностью даёт волю чувствам.
- Что ты делаешь со мной, Кира! С первого дня, и чем дальше, тем меньше шансов на спасение!
Он подхватывает меня, и через несколько секунд мы в спальне. Я помогаю ему раздеваться. Мои ладони тянутся к до сей поры запретному и неизведанному, и Аркадий полностью теряет голову. Сама не помню, как мы очутились в кровати. Я слышу хриплый стон Аркадия, и через секунду он входит в меня.
...Я просыпаюсь от того, что чувствую, как длинные пальцы Аркадия перебирают и гладят мои волосы. Я вижу в его смеющихся глазах радость, вызванную тем, что я проснулась, и ещё что-то. Что-то такое, чего я никогда раньше не видела ни в чьих глазах. Наверно, потому мне никогда и не хотелось ни с кем быть рядом вечно, а с ним хочется. Чем больше он рядом, тем сильнее он мне нужен, необходим.
Уже утро, причём, не такое уж ранее. Мы не спали до глубокой ночи. Мы опять узнавали друг друга, и чем лучше узнавали, тем интереснее было узнавать ещё и ещё.
- Ты помнишь, что пообещала вчера?
- Помню, помню! Вижу, ты всё ещё полон решимости испытать все прелести моего характера.
- Да, именно! И эти испытания будут носить долгосрочный характер. Не побоюсь этого слова, постоянный!
- Откуда такая тяга испытывать судьбу? - я тону в его глазах. Это наваждение никогда не закончится, прелесть не сотрётся, я не привыкну.
- Оттуда, что я люблю тебя, Кира! И ты, наконец, полностью моя. Но мне нужны формальности, я старомоден. И дети, Кира, твои и мои.