Семейные предания изображают Василия Ивановича человеком твердой воли и непреклонных убеждений. Рассказывают, что вскоре после его женитьбы в 1805 г. заехал в Долбино губернатор Яковлев, объезжавший губернию и пожелавший в Долбине переночевать; с ним была многочисленная свита, в том числе его возлюбленная. Василий Иванович не впустил ее в свой дом, и губернатор принужден был уехать дальше искать ночлега, и потом он не решился мстить Киреевскому.
Одно время Василий Иванович был судьей в своем уезде по выборам; он и здесь внушил к себе уважение своей справедливостью и страх своей строгостью. «Нерадение в должности — вина перед Богом», — говорил он и назначал неисправным чиновникам земные поклоны, как и своим дворовым. В его записной книжке есть две записи: в одной он упрекает себя в несправедливости однажды по отношению к дворовому, которого разбранил; другой раз — к крестьянину, которому запретил ехать лугом. Это непоколебимое сознание нравственного долга простиралось в нем далеко за пределы семейного и помещичьего обихода: он чувствовал себя гражданином и при случае умел поступать, как гражданин. Сохранилось его черновое прошение на имя Государя, где он предлагал способы борьбы с повальными болезнями.
В 1812 г. он приехал в Орел, близ которого у него была деревня, и оба своих дома — городской и деревенский — отдал под больницы для раненых, приютив, кроме того, многие семейства, бежавшие от неприятеля со Смоленской дороги. Он самовольно принял на себя заведование городской больницей в Орле, куда во множестве свозили раненых французов. В госпитале царили вопиющие неурядицы и злоупотребления; не щадя сил и денег, всех подчиняя своей твердой воле, Киреевский улучшил содержание раненых, увеличил число кроватей, сам руководил лечением, — словом, работал неутомимо; попутно он обращал якобинцев на христианский путь, говорил им о будущей жизни, о Христе, молился за них. Здесь в госпитале он заразился тифом и умер 1 ноября 1812 г., в день бессребреников Косьмы и Дамиана, исполнив до конца заповедь Христову.
Если Василий Иванович представлял собою моральный тип, то супруга его, Авдотья Петровна (урожденная Юшкова), олицетворяла собою тип эстетический. Она принадлежала к родовитой семье и воспитывалась у бабушки — вдовы Вельского воеводы, дамы богатой, важной, начитанной и культурной.
Внучке своей бабушка дала прекрасное образование; с одной стороны, благодаря гувернантке, французской эмигрантке, она освоилась с французской классической литературой. С другой стороны, живя зимой в Москве и вращаясь в дружеском кружке Тургеневых и Соковниных, она разделяла восторг перед Дмитриевым и Карамзиным. Последний на правах родства бывал в доме ее бабушки. Но главное литературное влияние исходило от В. А. Жуковского — побочного сына ее деда. Они выросли вместе, и он руководил ею в занятиях.
Шестнадцати лет она вышла за В. И. Киреевского, которому было более 30 лет. Муж внушил ей глубокую религиозность, которую она сохранила всю жизнь. Но до глубокой старости она сохраняла свой светлый, живой нрав. Она любила цветы, рисовала и вышивала их, любила поэзию, живопись, обладала чувством юмора и остроумием; ее письма к сыновьям и друзьям очаровательны. Кроме того, она занималась переводами с иностранных языков, которые составили бы много томов, если бы были напечатаны полностью.
После смерти Василия Ивановича Киреевского Жуковский прожил более года у своей племянницы. Его личность оставила глубокий след в душе осиротевшего отрока Вани. Близость между ними сохранилась на всю жизнь.
Овдовев и выйдя за Елагина, Авдотья Петровна создала в своем московском доме знаменитый салон, где объединялись для обмена мыслей все выдающиеся и замечательные лица. Это продолжалось многие десятки лет, вплоть до ее смерти.