Правила крайне незатейливые. Никто не подходит к толчку во время еды. Вот, в общем-то, и все. Я читал о тюремной прописке, но сам ничего подобного не видел. Каждый в камере сам по себе, потому что все временно, да и вооб-ще распускать язык в камере для подследствен-ных не рекомендуется.
Ну, что еще…. Специальные бутырские ложки, литые из алюминия, с очень короткой ручкой и утолщением на конце. Говорят, из них невозможно сделать никакое оружие.
Полчаса на прогулку в бетонном ящике пять на пять метров.
О знаменитой московской пересылке "Матросская тишина" воспоминаний и того меньше.
Там надолго не задерживаются. Тебя все время перегоняют с места на место. Грубо по-крашенные зеленой масляной краской стены. Тусклый или, наоборот, болезненно яркий свет. Никто никого не знает. Пальто и куртки не сни-мают. В руках сумки, сетки, котомки. И курят, курят, курят...
Большая камера. На деревянном столе вырезано: "Славка! Люблю тебя. Не забывай твою Тигру. 10.01.1983".
- На выход! -
В крохотную камеру набито человек де-сять. Все стоят. Кто-то, закрыв глаза, пытается дремать. Кто-то курит. Кто-то смотрит в дверь широко раскрытыми глазами. Обрывки фраз, в основном, матерных.
- На выход! -
Опять камера, но уже с нарами, на кото-рые забираются прямо в пальто. Уткнув головы в воротники, пытаются дремать. Интересно, сколько сейчас времени? Часа три ночи, не ина-че.
Симпатичный парнишка лет двадцати рассказывает мне, как они залезли в школу по-сольства ФРГ, что украли, за сколько что ушло и где они потом гудели по кабакам.
Потом еще школа какого-то посольства. Опять гудели. Потом рассказ, как его взяли опе-ра в штатском - прямо на Новом Арбате, у кафе "Метелица". Завершает воспоминаниями, как его били на следствии. Зачем он мне все это рассказывает? Наверное, просто нужно выгово-риться. Тем более, что парнишка знает, что сей-час нас выдернут в разные стороны, и больше мы никогда не встретимся.
- На выход. -.
Наконец-то суматошная беготня закан-чивается. Получили сухой паек – две большие соленые селедки, кусок черняги и кулечек с са-харом.
Вот и вагон – знаменитый "столыпин". Слева проход, как в обычном вагоне. Только ок-на мелкой сеткой взяты. Справа купе или каме-ры, как хотите, так и называйте. По размерам это купе, только без окна. По обстановке – ка-мера. Полки в три ряда. Нас в "купе" человек пять, поэтому ехать вольготно.
По коридору снует солдат в расстегнутой гимнастерке. На отвисшем вниз ремне кобура с пистолетом. С грохотом открывает камеры-купе, матерясь, выводит в туалет. Потом, матерясь, за-водит обратно.
Едем около суток. Подолгу стоим, потом опять едем, потом опять стоим. Наконец, стоп. Прибыли.
Морозное утро. Серые, не выспавшиеся, заросшие щетиной лица. Снаружи звонкий мо-лодой голос: - Бегом! Бегом, мать вашу пере-мать! -
Моя очередь.
- Бегом, мать… мать… мать…! -
Спрыгиваю с подножки прямо на землю. Метрах в двадцати стоит "воронок". Между ва-гоном и "воронком" двумя рядами солдаты с ав-томатами наизготовку. У некоторых на поводке овчарки.
Автоматы направлены на меня. Овчарки басовито лают в мою честь. Странноватое ощу-щение.
"Воронок" забит до отказа. Оказывается, мы в Иваново. Точнее, зона находится в Кохме – это пригород Иваново. Хотя мне эти географи-ческие нюансы абсолютно до лампочки. А вот и интересные новости – зона местная и голодая. Это хреново.
На вахте нас сортируют. С деловым ви-дом разгуливают прапора. Очень характерный местный выговор с нажимом на "о".
Перед нами офицер. Произносит краткую речь. Суть ее в том, что сейчас нас распределят по отрядам. В каждом отряде есть два отделения – "воровское" и "мужицкое" (хотя он выражает-ся иначе).
- Каждый из вас должен определиться сейчас, куда он пойдет. И чтобы потом не бега-ли с жалобами. -
Начинается суета. Выкликают фамилии; что-то получаем, что-то сдаем. Получаю черную телогрейку, куртку со штанами, шапку и тяже-лые ботинки. Переодеваюсь, сдаю вольную одежду.
Маленький шустрый прапор напевает те-норком: "Малиновки заслышав голосок, при-помню я забытые свиданья…."
Зеки в хорошо подогнанной черной робе. С прапорами общаются запросто. Высокий зек подходит к нам:
- Москвичи, значит! Ну, сегодня ночью вам пиздец придет. Посмотрим на вас завтра, - улыбается.