Прежде чем продолжить, я должен сделать одно очень важное замечание. Все вышесказанное относится к ученой, цивилизованной Греции, более чем наполовину семитизированной. Что касается северной Греции, хранительницы древних устоев, в те времена находившейся в тени, это не имеет к ней никакого отношения. Эта часть территории, оставшаяся более арийской, чем юг, жила по иным законам
Южная граница перемещалась на север под давлением семитского населения. Чем выше к северу, тем чище была древнегреческая кровь. Но в целом уже и Фессалия была затронута недугом, и старые традиции можно было встретить только в Македонии и Эпире
На северо-востоке и северо-западе эти провинции также сосуществовали с враждебными элементами. Фракийцы и иллирийцы, покоренные и трансформированные кельтами и славянами, больше не являлись арийцами. Однако контакты с белыми и даже желтыми элементами не имели для северных греков таких пагубных последствий, как это было на юге в результате смешения с азиатами
Итак, македонцы и эпироты сохраняли больше верности инстинктам древней расы. У них сохранилась царская власть, республиканской формы правления они не знали, как не знали и чрезмерных проявлений власти абстрактного тирана по имени «отчизна» В этих малоизвестных землях не было аттического великолепия, зато правление там зижделось на благородных понятиях свободы, в которых не было кичливости. Одним словом, в ту эпоху южные греки, почти не осознавшие, насколько они утратили чистоту крови, сомневались в том, что македонцев и их союзников следует считать соотечественниками, а не полуварварами, хотя они признавали за этими народами высокую воинскую доблесть. Эти народы имели еще одно достоинство, которое в ту пору не замечалось: если семитская Греция, несмотря на потоки пролитой крови, не могла соединить воедино разнородные племена, македонцы отличались спаянностью и все больше расширяли сферу своего могущества, включая в нее соседей. В этом смысле, следуя древним этническим традициям, они повторяли судьбу предков, иранских арийцев, которые в свое время объединили родственные народы, а затем двинулись на завоевание ассирийских государств. Таким образом, там, в македонских горах, горел арийский факел — факел в политическом смысле.
Однако вернемся на юг, где абсолютная власть отчизны вершилась аристократами, «лучшими из людей», по греческому выражению Разумеется, они вершили ее с жестокостью, достойной азиатского духа Если бы местное население сохранило арийские корни, в результате произошли бы великие потрясения, и спустя некоторое время раса отвергла бы чуждую ей систему. Но полусемитская толпа на это была не способна. Именно поэтому до нынешнего времени в Греции ни аристократия, ни народ не восставали против произвола. Все противоречия сводились к вопросу, кому должна принадлежать власть.
Аристократы, оспаривая право первопоселенцев, подкрепляли свои претензии традициями и при этом сами ощущали, насколько трудно отстаивать эту доктрину перед лицом постоянной опасности, заложенной в самой системе абсолютизма. Всякое насилие содержит в себе специфическую силу: эта сила по причине искажений и даже простого ее употребления, порождает разрушительные последствия, избежать которых можно лишь постоянным напряжением всех средств. Поэтому единственная возможность добиться стабильности — это концентрация всей энергии населения. Поэтому неограниченные полномочия всегда сосредоточивались в руках одного человека. Чтобы избежать неприятностей, приходилось прибегать к другому опасному, презираемому и проклинаемому людьми средству — тирании.
Причины и основы тирании так же легко обнаружить и предвидеть, как невозможно их избежать. Когда в результате вечного соперничества городов отчизна оказывалась в опасности, совет знатных граждан уже был не в состоянии справиться с кризисом — нужен был один гражданин, взявший в свои руки всю власть. С этого момента жители надеялись, что, когда минует опасность, спаситель отечества добровольно откажется от власти. Увы, такого не случалось.
Правда, очень часто тираны, несмотря на всю нелюбовь к ним со стороны греков, правили с большей мягкостью и мудростью, чем политические собрания. Но в любом случае их правление сопровождалось заговорами и репрессиями. Редко они умирали своей смертью, еще реже трон занимали их наследники. Итак, сделаем следующий вывод: коллективное правление было правилом, тирания — исключением, и исключения были более частыми, чем правила.
По мере того как греческие государства с трудом сохраняли или заново завоевывали свой правовой статус, поток семитов на полуостров все усиливался. Он грозил крутыми изменениями, аналогичными тем, что мы видели в финикийских городах. И эта тенденция все сильнее втягивала в себя эллинские страны южной части. Однако первыми жертвами оказались ионийское побережье и Аттика.
Конечно, крупные переселения и массовая колонизация давно прекратились, но вместо них началось невиданное по масштабу индивидуальное расселение людей разных классов и сословий. Города уже не могли сдерживать этот поток, лишая вновь прибывших политических прав — ничто не могло остановить нашествие чужой крови. Она тысячами разных путей просачивалась в жилы граждан Греции. Самые благородные семейства, уже в значительной мере смешанные, все больше теряли свои генеалогические принципы. Большая их часть исчезла, остальные обеднели и смешались с массой населения. А оно тем временем все увеличивалось благодаря развитию торговли.
Аристократия безнадежно ослабела. Большую силу набрали средние классы.
И в один прекрасный день встал вопрос: почему только аристократы представляют отчизну, почему богатые граждане лишены этого права?
Конечно, благородные граждане больше не могли претендовать на прежнюю исключительную знатность, потому что многие их соотечественники также овладели этой привилегией. Семитская кровь преобладала в хижинах — теперь она завоевывала и дворцы.
От этого происходили большие потрясения, и вскоре богатые одержали победу. Но как только они получили право решать судьбы отчизны и защищать порядок от гнусной тирании, новые массы сограждан снова стали задавать себе тот же вопрос «Почему?» и в свою очередь завоевали такое же право, пробив брешь в стане тимократов. Стало очевидно, что следом за бедными гражданами придут полуграждане, поселившиеся в стране чужеземцы, затем рабы и прочий сброд.
Остановимся недолго на этом вопросе и рассмотрим его с другой стороны.
Единственной и часто главной причиной длительного существования самоуправного и жестокого режима служит необходимость иметь достаточно сил, чтобы противостоять внешним или внутренним врагам. Но приводила ли к такому результат греческая система? Перед Грецией стояли три проблемы: первая связана с ее ситуацией относительно остального цивилизованного мира, т. е. Азии; вторая — отношения греческих государств между собой; третья — внутренняя политика каждого суверенного города-государства.
Мы уже знаем, что отношение всей Греции к великому царю всегда определялось униженным подчинением. Из Фив, Спарты, Афин — отовсюду в Сузу и обратно сновали послы, припадая к стопам властителя Персии с просьбой решить в их пользу споры между городами. Чаще всего до царя они не доходили. Протекции сатрапа побережья было достаточно, чтобы добиться преимуществ перед соперниками. Тиссаферн давал распоряжения, и перепуганные государства-республики повиновались Тис-саферну. В итоге эта высшая власть не препятствовала греческо-семитскому элементу играть основную роль в азиатской массе. Аннексия запаздывала только потому, что остатки арийской крови все еще служили достаточным основанием национальной раздробленности. Но на юге этого уже не было, и можно было предположить, что однажды Эллада и Персия объединятся.