Профессор Гексли показал недавно: 1) что этот эмпирический метод, который ввел Кювье как совершенно подчиненный, назначенный только в помощь рациональному методу, есть в действительности тот самый, который Кювье употреблял обыкновенно; так называемый рациональный оставался мертвой буквой; 2) что сам Кювье во многих местах признавал настолько неприменимость рационального метода, что, в сущности, отказался от него, как от метода. Мало того: Гексли утверждает, что принимаемый закон необходимого соотношения неверен. Вполне признавая физиологическую зависимость одной части от другой, он отрицает неизменяемость этой зависимости. "Таким образом, зубы льва и его желудок состоят в таком отношении, что желудок переваривает пищу, которую зубы раздирают; они соотносятся физиологически, но нет основания утверждать, чтобы это было необходимое физиологическое соотношение, в том смысле, что не могло бы быть других зубов и другого желудка, столь же пригодных для животного, питающегося живым мясом. Число и форма зубов могли бы быть совершенно отличными от нынешних, устройство желудка могло бы быть значительно иное, и отправления этих органов могли бы совершаться так же хорошо."
Этого достаточно, чтобы дать нашим читателям понятие о настоящем положении полемики. Мы не намерены пускаться в подробности и хотим только показать, что вопрос может быть решен путем дедукции. Но прежде нежели сделаем это, обратим внимание на два соприкасающихся пункта.
Защищая учение Кювье, профессор Овэн пользуется odium theologicum. Он приписывает своим противникам "внушение и скрытую защиту доктрины, ниспровергающей призвание Высшего Духа". Не говоря ни слова о сомнительной пристойности подобного осуждения в деле науки, мы думаем, что обвинение это неудачно. Чем же гипотеза необходимого соотношения частей отличается от гипотезы действительного соотношения частей, что ставило бы ее в особой гармонии с тезисом? Защита необходимости сосуществования или последовательности скорее всего и есть унижение Божественной силы. Кювье говорит. "Ни одна из этих частей не может быть изменена без изменения других, и, следовательно, каждая взятая отдельно определяет все остальные", т. е. соотношение не могло бы быть иным. Гексли же говорит, напротив, что мы не имеем права утверждать, что соотношение не могло бы быть иным, и имеем немалые основания думать, что одинаковые физиологические цели могут быть достигнуты разными способами. Одна доктрина ограничивает возможность творения, другая отрицает предполагаемый предел. Которую же следует больше обвинять в скрытом атеизме?
В другом пункте, о котором упомянуто, мы склоняемся на сторону Овэна. Мы думаем вместе с ним, что рациональное соотношение (в самом высшем смысле этого слова) там, где оно может быть указано, служит лучшим основанием для дедукции, нежели эмпирическое, подтверждаемое только накопившимися наблюдениями. Ставя первой посылкой, что под рациональным соотношением мы понимаем не такое, которое давало бы повод думать, что в нем можно было бы проследить какой-либо план, а такое, отрицание которого непонятно (и таков вид соотношения, подразумеваемого законом Кювье), - мы утверждаем, что наше знание соотношения отличается большей определенностью, нежели простое индуктивное. Нам кажется, что Гексли из боязни впасть в заблуждение, делающее Мысль мерилом Вещей, упустил из виду, что наше понятие необходимости определяется некоторым безусловным единообразием, обнимающим все роды наших опытов, и что, следовательно, органическое соотношение, которое не может быть понимаемо иначе, как оно есть, опирается на более широкую индукцию, нежели та, которая определяется только наблюдением над организмами. Справедливо, однако, что такие органические соотношения, отрицание которых немыслимо, весьма редки. Если мы найдем череп, позвонки, ребра и ряд других костей какого-нибудь четвероногого величиною со слона, мы можем быть уверены, что ноги подобного четвероногого были значительной величины - много больше ног крысы, право предполагать соотношение это необходимым основывается не только на исследованиях движущихся организмов, но и на всех опытах над массами и опорами масс. Но мало того, что действительность представляет слишком немного подобных физиологических соотношений, - самый способ этих рассуждений представляет некоторую опасность, потому что может подать повод отнести к классу необходимых такие соотношения, которые вовсе не необходимы. Казалось бы, например, что между глазами и поверхностью тела существует необходимое соотношение: для зрения нужен свет; следовательно, можно было бы предположить безусловно необходимым, чтобы глаз помещался снаружи. Есть, однако, существа, как Cirrbipoedia, глаза которых (не очень деятельные, может быть) помещаются в глубине тела. Можно было бы предположить необходимое соотношение между размерами матки у млекопитающих и размерами их таза. A priori кажется невозможным, чтобы у какого-нибудь вида существовала вполне развитая матка с совершенным зародышем и такая малая тазовая дуга, которая не позволяла бы выйти этому зародышу. Если б существовало какое-нибудь подобное млекопитающее и если б оно было ископаемое, по методу Кювье пришлось бы заключить, что зародыш должен был выходить в неразвитом состоянии и что матка была мала. Но нашлось живущее млекопитающее с очень малой дугой таза крот, которое избавило нас от этого ошибочного вывода. Как ни аномален этот факт, но детеныш крота вовсе не проходит через тазовую дугу, а мимо нее. Итак, признавая некоторые вполне прямые физиологические соотношения необходимыми, мы рискуем отнести к ним и такие, которые вовсе не имеют этого характера.
Что касается до массы соотношений, включая сюда все непрямые, то мы сходимся с Гексли в отрицании их необходимости и намерены теперь подтвердить свое положение путем дедукции. Начнем с аналогии.
Всякий, кто был на большом железном заводе, видел гигантские ножницы, приводимые в движение машиной и употребляемые для разрезывания железных листов, которые помещаются между полосами ножниц. Положим, что единственные видимые части аппарата и есть эти полосы. Наблюдающий их движение (или, скорее, движение одной полосы, потому что другая обыкновенно неподвижна) заметит, по возрастанию и уменьшению угла и по кривой, описываемой движущимся концом, что должен быть некоторый центр движения - стержень или цапфа (открытая втулка). На соотношение это можно смотреть как на необходимое. Кроме того, он может заключить, что по ту сторону центра движения движущаяся половинка обращена в рычаг, к которому прилагается сила, но так как возможно и иное устройство, то это можно назвать не более как вероятным соотношением. Если б он пошел далее и стал бы разбирать, как было сообщено рычагу качательное движение, он заключил бы весьма правдоподобно, что движение это передается шатуном. И если б ему было известно кое-что из механики, он знал бы, что такое движение можно сообщить с помощью эксцентрика. Но он знал бы также, что оно может быть сообщено и с помощью кулака. Одним словом, он увидел бы, что между ножницами и отдаленными частями аппарата нет одного необходимого соотношения. Возьмем другой случай. Нажимная доска типографского пресса должна двигаться вверх и вниз на расстояние дюйма или около этого; нужно, чтобы она производила наибольшее давление, когда достигнет предела движения вниз. Если кто-нибудь станет рассматривать мастерскую типографских прессов, то увидит полдюжины разных механических устройств, удовлетворяющих той же цели; и сведущий машинист скажет ему, что легко придумать еще столько же. Если, следовательно, нет необходимого соотношения между специальными частями машины, то их должно быть еще менее между частями организма.
С противоположной точки зрения обнаружится та же самая истина. Держась вышеприведенной аналогии, можно заключить, что изменение в одной части организма не требует непременно известного специфического ряда изменений в других частях. Кювье говорит: "Ни одна из этих частей не может быть изменена без изменения других, и, следовательно, каждая взятая отдельно определяет все остальные". Первое из этих предложений можно допустить, но второе, выдаваемое за следствие из него, неверно; оно предполагает, что "все остальные" могут быть изменены только одним способом, между тем как они могут быть изменены различными путями и в различной степени. Чтобы доказать это, мы должны прибегнуть к аналогиям из области механики.
Поставьте кирпич стоймя и толкните его, - вы можете предсказать с точностью, в каком направлении будет он падать и какое займет положение. Если, подняв его, поместите сверху еще один кирпич, вы уже не в состоянии будете точно предвидеть результаты опрокидывания; как бы вы ни старались при повторении опыта сообщать кирпичам то же самое положение, ту же силу и в том же направлении, у вас не будет и двух совершенно сходных случаев. И по мере того, как сочетание усложняется прибавкой новых и несходных частей, результаты какого-нибудь возмущения будут становиться более разнообразными и многочисленными. Подобная истина очень явственно и очень интересно проявляется в паровозах. Что из машин, выстроенных, насколько это возможно, точно по известному образцу, не найдется и двух, действующих совершенно одинаково, - факт, известный всем механикам-инженерам и механикам-кондукторам. Каждая будет иметь свои особенности. Влияния действий и противодействий будут столь различны, что при сходных условиях каждая будет иначе работать; и каждый машинист должен ознакомиться с устройством своей машины, чтобы можно было употреблять ее с наибольшей выгодой. В организмах эта неопределенность механических реакций ясно заметна. Два мальчика, бросающих камни, будут всегда более или менее отличаться положением своего тела так же, как два биллиардных игрока. Общеизвестный факт, что каждая личность имеет характеристическую походку, представляет еще лучший пример. Мерное движение ноги должно, по гипотезе Кювье, действовать на тело однообразно. Но вследствие незначительных отличий строения, которые не противоречат родовому сходству, нет двух личностей, производящих одинаковые движения туловищем или руками- эта особенность людей всегда подмечается их приятелями.