Барон обвел мрачным взглядом свои покои. Ничего больше его не радовало, а должно было бы. Ведь барон был одним из самых богатых людей Германии. Раньше он особенно гордился убранством этой залы. Стены были обтянуты золотистой парчой, дубовые панели с тонкой резьбой защищали от холода, на столе красовались серебряные кубки с драгоценными камнями, пол в отличие от устланных соломой земляных полов обычных обиталищ даже самых богатых горожан был выложен каменными плитами и чисто выметен. Теперь же ему было все равно. Этот сосунок император посмел отказать барону Ульриху Эберхардту! Отважился сказать «нет» самому близкому сподвижнику собственного отца! Когда Эберхардт услышал это, он не поверил собственным ушам. Самое унизительное, что все это было сделано публично. Его специально унизили перед всеми и почти прогнали со двора! Раньше бы Ульрих начал собирать армию и заключать союзы. Но не одному же отправляться против императора?! Нет, это было глупостью. И именно на это, скорее всего, рассчитывали советники императора и особенно один, самый опасный. Ульрих поморщился. Все следовало обдумать, очень серьезно обдумать. Барон, не сдерживая ярости, сплюнул на пол. Проклятые церковники! Именно они отравили императора со своим богом!
В глубине души ни Эберхардт, ни его предки никогда не смирились с этой, принесенной хитрыми римлянами и греками религией. Бог должен был быть воином, как боги его предков. Он с горечью вспомнил времена, когда германцы поклонялись отважному Одину, грозному Тору и, конечно, богу воинской доблести Тюру. Славная эпоха, именно с помощью своих исконных богов они завоевали все эти земли. Теперь же он вынужден склонять свою голову перед слабаком, умершим плюс ко всему на кресте, как заурядный вор и убийца. Спаситель, не сумевший спасти самого себя! Эти проклятые церковники одурманили всех и, самое главное, получили полную власть над императором.
Ульрих был уверен, что такой бог был удобен, чтобы держать чернь в подчинении и чтобы она не смела поднимать голову. Но они, воины и избранные, имели право верить своим, подлинным богам, богам их предков, сделавших германцев повелителями мира. Только хитрые и изнеженные римляне и греки и на этот раз победили отважных германцев. И помогли им не оружие, не хитрость, не предательство, а сладкие речи всей этой монашествующей братии.
Ульрих помнил рассказы своей старой няни Гудрун. Именно она ему поведала, что судьбой каждого распоряжаются на самом деле три норны, три богини: Урд, Верданди и Скульд. И каждая из них выбирает предназначенное, но человек способен сам повернуть в нужную сторону колесо собственной жизни, следуя своей судьбе и исполняя свой долг. Именно это забыл император. Его отец был настоящим воителем и мудрым правителем. Но он умер слишком рано. И воспитанием юного императора занялись две чертовы бабы: мать, подлая гречанка Феофано, и бабка, Адельгейда Бургундская. И та и другая забили голову будущего монарха дрянью, да еще позволили всякой черносутанной нечисти рассказывать императору сказки о его великом предназначении. Император – новый спаситель человечества! Замена их погибшему на кресте богу! И что конец времени близок, и только он спасет всех живущих на земле. Вот император вместо занятия воинским искусством истязает неделями свою плоть, слоняется, как умалишенный, по монастырям. Отдалил от себя всех соратников собственного отца, испытанных в боях и преданных воинов, а вместо них приблизил к себе… Ульрих вновь шарахнул кулаком по столу. Тот только затрещал, а псы заскулили от страха.
В этот момент раздался осторожный стук.
– Кто?
Дверь приоткрылось, и в нее просунулось испуганное лицо старого оруженосца.
– Кардинал Бенно требует свидания с вашей милостью, – торопливо проговорил Ватто, внимательно наблюдая за руками барона – как бы не запустил тяжелым кубком! Так оно и случилось. Ульрих, услышав имя и, самое главное, священный сан гостя, тут же швырнул в оруженосца попавшийся под руку сосуд. Ватто ловко прикрыл дверь и заново приоткрыл с вопросом: – Что мне ответить кардиналу?
– Пусть убирается к чертовой матери! – прорычал Эберхардт.
– Но с ним архиепископ… – начал было Ватто.
– К черту твоего Макариуса! – не унимался барон.
Констанц, как и большинство крупных городов империи, управлялся архиепископом. Надо заметить, что барон находил архиепископа Макариуса человеком понимающим и полезным, но сегодня любой представитель церкви вызывал у него глухую ненависть.
– Но его преосвященство… – никак не унимался Ватто.
– Пошел вон! – продолжал буйствовать Ульрих.
На этот раз дверь отворилась широко, и кардинал появился на пороге собственной персоной, следом за ним вкатился архиепископ Макариус. Священников, похоже, нисколько не впечатлил запрет. Ульрих выкатил глаза и потерял дар речи от такой наглости. Но кардинал не дал ему опомниться и с порога произнес: