Выбрать главу

— Какого рода? — Джонсон подался вперед, и в его глазах мелькнул интерес.

— Я анализировал секторальные перемещения капитала за последние три цикла и заметил любопытную закономерность, — я отложил вилку и достал из портфеля небольшую диаграмму с волнистыми линиями разных цветов. — Посмотрите сюда. Определенные секторы рынка начинают восходящее движение еще до общего подъема, а другие продолжают расти даже когда основной рынок уже замедляется.

Джонсон внимательно изучил график.

— Секторальная ротация, — понимающе кивнул он. — Этот подход используется давно, но редко с такой математической точностью.

— Именно. Для Гарднеров я предлагаю стратегию активного управления с переключением между секторами в зависимости от фазы цикла. Сейчас, судя по всем признакам, мы находимся в зрелой фазе подъема, где традиционно начинают опережать коммунальные компании и производители товаров первой необходимости.

Вместо обычной диаграммы с распределением активов я развернул перед ним более сложную схему, выглядящую почти как астрономическая карта.

— Вот мой план. Мы создаем динамический портфель с тремя концентрическими кругами. Внешний круг состоит из шести секторальных позиций. Промышленность, транспорт, технологии, коммунальные предприятия, потребительские товары и финансы. Средний круг из шести стабильных компаний-лидеров в этих секторах. А внутренний круг это то, что я называю «тактической основой»: тридцать процентов золото и резервные наличные.

— Весьма оригинальный подход, — Джонсон внимательно изучал схему. — Но как это работает практически?

— Каждые две недели мы анализируем относительную силу каждого сектора и ребалансируем внешний круг, увеличивая долю наиболее сильных и уменьшая долю слабеющих. При этом всегда сохраняется пропорция внешнего, среднего и внутреннего кругов: 40−30–30.

Я показал пальцем на диаграмму.

— А вот эти линии — триггеры автоматических действий. Когда относительная сила сектора падает ниже этой черты, мы автоматически сокращаем позицию наполовину, независимо от общего настроения рынка. А здесь, — я указал на другую линию, — когда два или более сектора одновременно опускаются за эту границу, срабатывает «защитный режим» семьдесят процентов портфеля переводится во внутренний круг, то есть в резервные активы.

Джонсон смотрел на схему с нескрываемым удивлением.

— Это необычно. Фактически, вы предлагаете агрессивно-адаптивную стратегию с автоматическими защитными механизмами. Нечто среднее между спекуляцией и консерватизмом.

— Точно, — я улыбнулся. — На волатильном рынке гибкость важнее жесткого курса. Представьте яхту в штормовом море. Она должна уметь и держать курс, и поворачиваться, чтобы избежать особенно опасных волн.

— А ваши математические модели, — Джонсон осторожно подбирал слова, — они действительно работают с такой точностью?

— На исторических данных — да. Я тестировал эту стратегию на рыночных циклах 1907, 1917 и 1921 годов. Естественно, это не гарантирует будущих результатов, но дает солидную основу для принятия решений.

— И что ваши модели говорят о текущем моменте?

— Они показывают начало перехода от фазы быстрого роста к зрелой фазе. Мы видим ранние признаки перегрева в промышленном и транспортном секторах, но силу в коммунальных предприятиях и товарах повседневного спроса.

Джонсон задумчиво потер подбородок.

— Это звучит убедительно, хотя и расходится с преобладающими на рынке настроениями. Большинство аналитиков до сих пор рекомендуют максимальное вложение в промышленность и радиокомпании.

— Большинство аналитиков следуют за вчерашними лидерами, — ответил я. — Мой подход ориентирован на выявление завтрашних тенденций.

Я взял еще одну диаграмму, показывающую историческое движение отдельных секторов.

— Посмотрите на этот паттерн. За два-три месяца до общерыночной коррекции 1923 года лидеры роста начали отставать, а традиционно скучные коммунальные и потребительские компании неожиданно ускорились. Мы видим схожую картину сейчас.

— Эта стратегия потребует гораздо более активного управления, чем обычный портфель, — заметил Джонсон.

— Именно поэтому я предлагаю строгий математический аппарат для принятия решений, а не эмоциональные оценки, — я свернул диаграммы. — Никаких субъективных суждений. Только числа, тренды и заранее установленные правила.

— Я никогда не видел такого подхода, Стерлинг, — Джонсон выглядел впечатленным. — Это нечто совершенно новое. Почти научное управление инвестициями.