Он повернулся к коллегам:
— Господа, мне кажется, молодой мистер Стерлинг затронул чрезвычайно важный момент. Математические модели и экономическая теория имеют решающее значение, но мы часто недооцениваем иррациональный компонент. Люди не принимают решения, основываясь исключительно на логике. Они следуют эмоциям, стадному инстинкту, страху упустить выгоду.
Финч, который до этого момента внимательно слушал, неожиданно вмешался:
— Весьма проницательно для человека вашего возраста, мистер Стерлинг. Меня особенно интересует, как вы применяете эти теоретические знания в своей практической деятельности? Ваши клиенты разделяют вашу осторожность?
В его вопросе снова прозвучала скрытая проверка. Я почувствовал, как напряглись мышцы спины, но сохранил внешнее спокойствие.
— Я стараюсь найти баланс, — ответил я. — Полностью игнорировать текущий рост было бы так же неразумно, как и слепо верить в его бесконечное продолжение. Поэтому я рекомендую клиентам диверсифицированный подход. Участвовать в растущих секторах, но с постепенным увеличением доли защитных активов.
Финч не сводил с меня глаз:
— И какие сектора вы считаете защищенными в текущей ситуации?
Это опасный момент. Я не мог открыто говорить о золоте и государственных облигациях как о лучшем убежище перед крахом 1929 года. Вместо этого я решил использовать типичные для того времени консервативные рекомендации:
— Коммунальные предприятия с предсказуемым денежным потоком, компании потребительского сектора с низкой эластичностью спроса, некоторые фармацевтические фирмы. То есть бизнесы, которые продолжат функционировать даже при замедлении экономического роста.
Я намеренно не упомянул золотодобывающие компании, хотя именно они покажут лучшую динамику после краха. Слишком очевидный сигнал для такого наблюдательного человека, как Финч.
Профессор Норрис, заметив напряжение, ловко перевел разговор:
— Кстати, о предсказуемости. Хочу поделиться с присутствующими печальной историей моего коллеги Брэдфорда из Йельского университета. В прошлом году он опубликовал блестящее исследование о структурных дисбалансах в кредитной системе, предсказывая серьезную коррекцию рынка. Его работу не только проигнорировали. Его практически подвергли остракизму в академических кругах, а несколько крупных доноров университета выразили недовольство «подрывом общественного доверия к экономике».
— Я читал эту работу, — заметил Левин. — Математически безупречное исследование. И что с ним сейчас?
— Преподает базовый курс экономики для первокурсников, — горько усмехнулся Норрис. — А его исследовательский грант не продлили.
В комнате воцарилась тяжелая тишина. История звучала как предупреждение всем, кто осмеливался противостоять господствующему оптимизму.
— Вот почему так важно наше собрание, — продолжил Норрис после паузы. — Нужно создать интеллектуальную опору для противовеса безудержному оптимизму. Даже если нас не хотят слушать сейчас, важно зафиксировать наши предупреждения. Когда, не если, а когда, произойдет коррекция, люди будут искать объяснений и решений.
Я кивнул, полностью согласный с этими словами. В прошлой жизни я читал о нескольких экономистах, предсказавших крах 1929 года и Великую депрессию, но их голоса заглушила всеобщая эйфория. История забыла их имена, и теперь у меня появилась возможность поддержать этих проницательных, но непопулярных провидцев.
— Возможно, мы могли бы подготовить коллективный аналитический доклад? — предложил я. — Объединение наших исследований под эгидой нескольких уважаемых университетов придаст ему больший вес.
— Превосходная идея, — оживился Уитман. — Академическая солидарность может защитить отдельных исследователей от давления.
Следующий час мы обсуждали структуру потенциального доклада, распределяя разделы между участниками в соответствии с их экспертизой. Я взял на себя анализ рыночных мультипликаторов и исторических параллелей, стараясь ограничиться данными, доступными в 1928 году, без привлечения знаний из будущего.
Финч в этом обсуждении участвовал мало, но продолжал наблюдать за мной с нескрываемым интересом.
Когда дискуссия подошла к концу, профессор Норрис поднялся:
— Джентльмены, благодарю за плодотворное обсуждение. Предлагаю встретиться через две недели для оценки первых результатов нашей работы. И особая благодарность мистеру Стерлингу за ценный вклад и свежий взгляд.