Молодая женщина в элегантном костюме рыдала, прижимая к груди кожаную сумочку: «Приданое дочери! Верните мне приданое дочери!»
Мы с О’Мэлли протолкались к служебному входу. Мой пропуск старшего брокера открыл дверь в торговый зал, сердце американской финансовой системы.
То, что я увидел внутри, превзошло самые мрачные ожидания.
Торговый зал Нью-Йоркской фондовой биржи представлял собой картину абсолютного хаоса. Высокие потолки с лепниной, мраморные колонны и величественные окна, обычно создававшие атмосферу солидности, теперь казались декорациями к спектаклю о конце света.
Сотни брокеров носились между торговыми постами, размахивая бумагами и выкрикивая ордера. Их голоса сливались в единый рев, напоминающий шум разбушевавшегося океана. Мальчики-посыльные бегали как угорелые, разнося телеграммы и записки между брокерами.
У каждого торгового поста собирались толпы. Брокеры практически дрались за право выполнить ордера на продажу. Я видел, как один из них, седой мужчина с аристократическими манерами, плакал прямо на рабочем месте, получив очередной маржин-колл.
— Продаю Steel! Десять тысяч акций! Любая цена! — кричал молодой брокер, его белоснежная рубашка промокла от пота.
— У меня двести тысяч General Motors! Кто покупает? — вопил другой, размахивая пачкой сертификатов.
— Радио! Кто покупает Радио? Семьдесят, шестьдесят, пятьдесят долларов! — третий брокер практически умолял найти покупателей.
Я подошел к большой доске, где мелом записывались котировки. Цифры менялись каждые несколько секунд, и все они показывали падение:
U. S. STEEL: 184… 178… 169… 158…
GENERAL ELECTRIC: 189… 175… 162… 148…
RADIO CORP: 65… 58… 51… 44…
Клерк у доски, молодой парень лет двадцати, едва успевал стирать старые цифры и писать новые. Его руки тряслись от напряжения, мел ломался в пальцах.
— Сэр! — он обернулся ко мне. — Вы не знаете, когда это закончится? Я здесь уже четыре часа, и все только хуже!
— Закончится к вечеру, — ответил я. — Но будет еще хуже.
В центре зала возвышалась кафедра председателя биржи. Ричард Уитни, вице-президент биржи, стоял там с мегафоном, пытаясь координировать торги. Его лицо было красным от напряжения, голос охрип.
— Джентльмены! — кричал он. — Прошу соблюдать порядок! Биржа продолжает работать!
Но его слова тонули в общем хаосе. Брокеры больше не слушали официальных лиц, каждый пытался спасти себя и своих клиентов.
Я заметил Джимми Коннорса у поста Radio Corporation. Он увидел меня и протолкался сквозь толпу.
— Билл! — он схватил меня за рукав. — Это безумие! За три часа продано уже восемь миллионов акций! Это больше, чем за любой целый день в истории!
— А объемы еще растут, — ответил я, наблюдая за толпой брокеров. — Ждите к полудню настоящую лавину.
— Стабилизационный пул банков работает, но их покупки как капля в океане! На каждую акцию, которую они покупают, рынок выбрасывает десять новых!
Ровно в полдень произошло то, чего я ждал. Операция «Железный дождь» началась.
Goldman Sachs Trading Corporation одновременно выбросила на рынок гигантские пакеты акций на общую сумму пятнадцать миллионов долларов. Lehman Brothers последовал примеру с пакетом на десять миллионов. Kidder Peabody, Kuhn Loeb, все крупнейшие инвестиционные дома действовали синхронно.
Эффект превзошел даже мои ожидания.
Тикеры по всему залу заработали с бешеной скоростью. Звук напоминал пулемет, частый, безжалостный, непрерывный. Бумажные ленты с котировками сыпались на пол, образуя белые сугробы.
RCA — 44… 39… 33… 26…
GE — 148… 134… 118… 101…
STEEL — 158… 140… 124… 105…
Доу-Джонс падал со скоростью пункт в минуту. За двадцать минут индекс потерял двадцать пунктов — падение, которое обычно растягивалось на месяцы.
Брокеры в зале потеряли всякое самообладание. Некоторые рыдали открыто. Другие кричали в телефоны, умоляя клиентов предоставить дополнительное обеспечение. Третьи просто стояли в оцепенении, глядя на рушащиеся цифры.
— Господи, помоги нам! — выкрикнул один из брокеров, поднимая руки к потолку. — Это конец света!
Молодой клерк у телефона плакал в трубку:
— Мама, прости меня! Я потерял все твои деньги! Все!
Пожилой брокер с седыми усами сидел на полу, прислонившись к мраморной колонне. В руках он держал пачку акций Montgomery Ward, которые еще утром стоили двадцать тысяч долларов, а теперь не стоили и пяти.
Я подошел к посту U. S. Steel, где творилось особое безумие. Акции крупнейшей сталелитейной корпорации мира, символа американской промышленной мощи, падали как камень в воздух.