О’Мэлли спрятал конверт во внутренний карман:
— А что с разведкой? Нам нужна информация о планах всех сторон.
— Правильно. Создаем информационную сеть. Люди в доках, барах, казино, даже в полицейских участках. Хочу знать о каждом шаге Марранцано и его сицилийцев.
— У меня есть парень. Томми Маккарти. Работал в разведке во время войны, знает толк в слежке и добыче информации. Можем поставить его главой разведывательного отдела.
— Отлично. Предложи ему сто долларов в неделю плюс бонусы за ценную информацию.
Через час О’Мэлли ушел формировать мою частную армию. А я остался в кабинете, размышляя о том, как быстро изменилась ситуация.
Но выбора не было. В мире, где правил закон джунглей, выживали только те, кто умел защитить себя. А я собирался не просто выжить, я планировал победить.
Глава 20
Своя армия
Больница Святого Винсента встретила меня привычной суетой медицинского учреждения. Медсестры в крахмальных белых халатах спешили по коридорам, неся подносы с лекарствами и инструментами. Запах карболовой кислоты и эфира смешивался с ароматом кофе из ординаторской, создавая неповторимую атмосферу места, где боролись за человеческие жизни.
Доктор Александр Флеминг ждал меня в импровизированной лаборатории на третьем этаже. Шотландец средних лет с проницательными серыми глазами и добродушным лицом встал из-за рабочего стола, где были разложены чашки Петри, пробирки и химические колбы. Его белый халат был заляпан красноватыми пятнами, следами экспериментов с бактериальными культурами.
— Уильям! — воскликнул он, протягивая руку для рукопожатия. — Какая удача, что вы приехали именно сегодня. У нас прорыв, но одновременно и серьезная проблема.
— Рассказывайте, Александр, — я сел в потертое кожаное кресло рядом с его столом. — В чем дело?
Флеминг достал несколько фотографий и разложил их передо мной. На черно-белых снимках были видны бактериальные культуры в чашках Петри.
— Посмотрите на эти результаты. За последний месяц нам удалось увеличить концентрацию пенициллина в десять раз! Новые методы ферментации дают невероятные результаты.
Я внимательно изучил фотографии, видя четкие зоны, где бактерии не размножались вокруг зеленоватых пятен плесени.
— Поздравляю, доктор. Это действительно впечатляет. Но вы упомянули проблему?
Лицо Флеминга помрачнело:
— Да, и очень серьезную. Пенициллин крайне нестабилен. При комнатной температуре он разлагается в течение нескольких часов. В холодильнике максимум три дня. Это делает невозможным массовое производство.
Он подошел к холодильному шкафу и достал несколько пробирок с желтоватой жидкостью:
— Видите? Этот образец мы приготовили вчера. А этот сегодня утром. Разница в активности составляет пятьдесят процентов.
Я кивнул, понимая масштаб проблемы. Нестабильное лекарство практически бесполезно для клинического применения.
— Какие есть варианты решения? — спросил я.
— Несколько направлений, — Флеминг достал блокнот с записями. — Первое — найти способ стабилизации молекулы пенициллина. Возможно, химические добавки или особые условия хранения. Второе — разработать методы сублимационной сушки для создания порошковой формы. Третье — изучить возможность синтетического производства.
— Сколько времени и ресурсов потребуется?
— При нынешних темпах работы минимум два года только на стабилизацию. А для полного решения всех проблем… — он задумался, — возможно, пять-семь лет.
Слишком долго. Я знал, что в оригинальной истории массовое производство пенициллина началось только в 1942 году, во время войны. Но если ускорить процесс…
— Александр, что потребуется для кардинального ускорения исследований?
Глаза Флеминга загорелись:
— Отдельная лаборатория с современным оборудованием. Команда химиков-органиков, специализирующихся на ферментации. Доступ к новейшим методам анализа. И, конечно, значительное финансирование.
— Будьте конкретнее с цифрами.
Флеминг открыл толстую папку с расчетами:
— Создание полноценного исследовательского центра — двести тысяч долларов. Оборудование, включая новейшие спектрометры из Германии — еще сто пятьдесят тысяч. Зарплаты команде из пятнадцати специалистов — триста тысяч в год. Расходные материалы и реактивы — около ста тысяч ежегодно.
Я быстро подсчитал. Около восьмисот тысяч долларов на первый год. Серьезная сумма, но ничтожная по сравнению с потенциальной прибылью.
— А если привлечь лучших специалистов из Европы? — спросил я.
— Это изменило бы все! — воскликнул Флеминг. — В Германии есть выдающиеся химики, работающие с антибиотическими веществами. Во Франции — эксперты по ферментации. В Швейцарии — специалисты по фармацевтическим технологиям.
Он подошел к карте мира, висевшей на стене, и указал на несколько городов:
— Доктор Флори из Оксфорда, профессор Чейн из Берлина, мадам Гийо из Института Пастера в Париже. Если собрать их всех в одной лаборатории…
— Сколько это будет стоить?
— Перевозка, виза, жилье, удвоенные зарплаты для привлечения… — Флеминг задумался. — Добавьте еще полмиллиона к бюджету первого года.
Итого миллион триста тысяч долларов. Огромные деньги для 1930 года, но я понимал, что пенициллин стоил любых затрат.
— Александр, — сказал я, доставая чековую книжку, — вы получите все необходимое.
Флеминг едва не упал с кресла:
— Простите, что вы сказали?
— Полтора миллиона долларов на создание международного центра исследований пенициллина. Лучшие ученые, современное оборудование, неограниченные ресурсы.
Я начал выписывать чек, но Флеминг остановил меня:
— Уильям, подождите! Это фантастическая сумма, но есть одна проблема. Если мы создадим революционное лекарство, кто получит патенты? Кто будет контролировать производство?
Я отложил ручку и внимательно посмотрел на него:
— Александр, я предлагаю сделать пенициллин достоянием всего человечества. Никаких патентов, никаких монополий. Лекарство должно быть доступно каждому, кто в нем нуждается.
Лицо Флеминга просияло:
— Именно такого ответа я ждал! Медицина должна служить людям, а не прибыли, — а затем он внимательно посмотрел на меня. — Тем не менее, вы все равно как-то планируете заработать на инвестициях?
Я улыбнулся:
— Косвенными путями. Создадим фармацевтические компании для производства компонентов. Построим заводы по выпуску медицинского оборудования. Откроем сеть лабораторий. Патенты на пенициллин останутся открытыми, но все сопутствующие технологии принесут миллиардную прибыль.
Флеминг кивнул, понимая логику:
— Умно. Вы получите доходы от инфраструктуры, а человечество — доступ к лекарству.
— Именно. К тому же, — добавил я, — первая компания, наладившая массовое производство пенициллина, получит огромное конкурентное преимущество. Даже без патентной защиты.
Мы провели следующие два часа, обсуждая детали проекта. Флеминг составил список необходимых специалистов, я планировал логистику их привлечения. К вечеру у нас был готов план создания крупнейшего в мире центра антибиотических исследований.
— Когда можете начать? — спросил я, подписывая чек на очередное финансирование.
— Немедленно! — ответил Флеминг с энтузиазмом. — У меня уже есть контакты с большинством нужных специалистов. Через месяц первая группа может приехать в Нью-Йорк.
— Отлично. Я найму лучших архитекторов для проектирования лаборатории. Здание должно соответствовать масштабу задачи.
Когда я покидал больницу, за окнами уже наступили сумерки. Зимний вечер окутывал город фиолетовыми тенями, а редкие фонари зажигались один за другим. Я чувствовал удовлетворение от проделанной работы, сделана еще одна инвестиция в будущее человечества.
Патрик О’Мэлли ждал меня у автомобиля, но выражение его лица было мрачным: